Ладони стали липкими от густой, похожей на горный мед, желтоватой клейкой массы, потеки которой покрывали кору дерева. Запах неизвестного вещества оказался резким, но приятным. Он напоминал о сложном переплетении ароматов сушеных трав, что висят под потолком пещеры матери рода. Кажется, там тоже пахло чем-то подобным, а еще…дымом очага… домом… пустыней и солью… свободой. Лууг’ай-нурт… Даже вонь Огнедышащей горы казалась теперь родной и знакомой… «Все, хватит!» — одернул он сам себя. «Только тоски по дому сейчас не хватало. Если так дело пойдет, ты еще и Халгун вспомнишь…» И, исхитрившись повиснуть на одной руке, парень сердито надвинул нарт’харуму совсем низко, так, чтобы ткань закрыла еще и нос. Что толку тревожить себя понапрасну? И дело даже не в том, что Халгун за десятки лиг отсюда…просто все это — бред. Он, Ранхур, однажды вернется прямо к Празднику Ветра, где мужчины племени вновь будут биться за право назвать своей чернокосую красавицу-орчиху… а его — в силу тщедушного телосложения — опять не допустят к состязаниям… И уже будет наплевать, что он там кому и когда обещал. Короче, глупости это… не о том сейчас надо думать. Степняк подтянулся в последний раз и оказался на вершине здоровенной сосны. Там, в вышине, над лесом гулял ветер. Он бушевал в кронах, отчего бескрайнее пространство колышущихся ветвей казалось беспокойной поверхностью волнующегося моря, а не умолкающий ни на миг шелест листьев лишь добавлял сходства. Испытывавший устойчивый страх перед водой Ранхур зажмурился и заставил себя смотреть вверх, туда, где в небе догорал день, и на багряном фоне начинали проступать первые робкие звездочки. Пока что их было совсем мало, но самая крупная и яркая уже подмигивала с высоты хитрым розоватым глазом, да так, что не узнать ее было просто невозможно. Мугулдуз[20]
, Звезда-Рана…но здесь не Мордор, следовательно, рисунок созвездий будет несколько иным. То, что Мугулдуз всегда указывает на полночь, степняк знал с самого раннего детства, но за горами все другое, даже цвет неба. Придется ждать, пока стемнеет окончательно, а вот этого-то как раз и нельзя. Ладно… попробуем так. Эх, еще бы хоть пару звездочек для ориентации! Ранхур сдернул нарт’харуму и до предела напряг зрение, стараясь различить в пламенеющей выси бледную неровную дугу Харуш[21]. Очаг и Рана — два главнейших небесных ориентира, с незапамятных времен известные народу иртха, означают соответственно полночь и восход, и если увидеть оба знака, то станет, наконец, ясно: прав он в своих подозрениях или нет… Но стоило только этой отчаянной мысли ветром пронестись в голове, как духи, разобидевшись, окончательно отвернулись от не в меру привередливого сына пустыни, и с восхода начали стремительно надвигаться тяжелые тучи. Рваные клочья, гонимые ветром, в мгновение ока затянули небо, и степняк со злости скрипнул зубами. Не судьба…Негромко зарычав от досады, Ранхур махнул рукой, поправил нарт’харуму и начал спускаться. Вот и сходил на разведку! Пхут…только время на ветер…да и, кстати: времени-то, должно быть, уже прилично, надо торопиться. Обхватив ствол всеми четырьмя, парень съехал по нему на брюхе, обдирая ладони о кору, а когда до земли оставалось около шести локтей, лихо спрыгнул вниз. Натянув сапоги на ноющие после удара о землю ноги, степняк поправил ремень и бегом бросился в сторону лагеря. Продираясь сквозь колючий кустарник, Ранхур понял две вещи: хорошую и не очень. Первая: вопреки всем опасениям, вернулся он, похоже, вовремя: через переплетение ветвей он уже видел, как Гутхак расталкивает спящих вповалку ребят. Лучшего момента и желать нельзя…сейчас он доберется до вещей стрелка, заметит отсутствие их хозяина, а хозяин возьмет, да и как ни в чем не бывало выйдет из леса, на ходу поправляя штаны. Плохая же новость заключалась в том, что в спешке Ранхур сдуру вылетел к лагерю не с той стороны. Он вздохнул: о внезапном появлении не могло быть и речи. Пройти мимо дзарт-кхана — ерунда, все равно тот, поди, дрыхнет еще. Но вот в поле зрения попала угрюмая сутулая фигура с ятаганом… Радбуг. Мимо этого так просто не проскочишь…Не имея ни малейшего желания связываться с моргульским штрафником, парень решил, что лучше потратить еще пару-тройку минут на то, чтобы обойти лагерь по чахлому колючему подлеску, чем ломиться поперек поляны и предстать пред красны очи суезлобствующего и непредсказуемого командирского прихвостня. Но стоило ему сделать шаг в сторону, как поблизости раздались голоса, и степняк замер на месте, точно каменная мышь при виде ястреба. Голоса приближались. Ранхур обратился в слух.
— Но дзарт-кхан! — голос одного из собеседников звучал умоляюще, точно его обладатель давно и безрезультатно старался кого-то в чем-то убедить, однако в нем отчетливо слышались нотки возмущения. — Довольно! Это становится уже просто опасно…
— Не твоей пустой башки забота! — огрызнулись в ответ. Неприятный с визгливыми нотками голос, несомненно, принадлежал Горбагу. — Я сказал на юг, значит, на юг… Или у тебя со слухом беда?