Тропой памяти (СИ)

Поклонившись шаману, мать рода оставила обувь у входа и, утопая по щиколотку в перьях, прошествовала к очагу. Холод, пробиравший снизу от каменной плиты, не ощущался совершенно, ну еще бы — через такой слой перьев! Не хуже шкуры греет. Слегка потянуло паленым рогом — несмотря на все старания, мелкие чешуйки птичьего убранства все же взвились вверх от движения воздуха и опали в огонь. Хуркул-иргит на то не обратил ни малейшего внимания, как и на визит главы клана — он был занят. Четверть часа назад пернатые бесшумнокрылые подруги славно поохотились, добыв крупного зайца, и сейчас их хозяин подкреплял свои силы, растраченные в запредельных полетах и поединках с враждебными созданиями иных миров. Приготовлением пищи Хуркул-иргит себя не утруждал, в освежевывании тушки также не видел скрытого смысла — ну, скажите, зачем шаману заячья шкурка? — поэтому принесенную совами добычу в пищу употреблял точно так же, как это делали сами пернатые хищницы. То есть всырую и без соли. Хар-ману терпеливо ждала, стараясь смотреть в огонь. Но вот хозяин шатра насытился и, утерев испачканные кровью губы тыльной стороной ладони, обернулся к гостье. Их глаза встретились.

Хуркул-иргит и хар-ману Корух были давние «заклятые друзья». Шаман в клане занимает то же положение, что вождь и мать рода, такое троевластие далеко не всегда бывает мирным и безоблачным. Причем если между вождем и хар-ману разногласия возникают редко, ибо для племени олицетворяют они собой отца и мать, то с кхургуб-у-уллаг’ай, повелевающим потусторонними силами, предводитель воинов, равно как и правительница частенько не могут найти общего языка. Да сплошь и рядом! Но только не в клане Желтой Совы!

Ничто на земле не вечно, несмотря на бессмертие. Гибнут в мелких стычках и крупных междоусобицах простые воины и вожди, им на смену приходят новые, более сильные и удачливые, меняется власть. А шаманы и матери родов остаются прежними, несмотря на все печали. Клан Хуркулхубу тоже успел повидать всякое, несмотря на то, что по общим меркам был еще очень молод — всего-то тысячу двести зим. По сравнению с тем же приснопамятным кланом Красного Волка[49], чьи воины несколько тысяч лет назад охраняли островную твердыню Гортхара-Изгнанника — сущий младенец. Но хар-ману Корух и Хуркул-иргит пережили вместе и многочисленные соседские набеги, и битву Союза, и даже одну карательную экспедицию йерри. Сколько за все это время сменилось вождей — сейчас и не упомнишь, должно быть, около дюжины… С течением лет эти двое власть предержащих настолько сроднились между собой, что вообразить одного без другой сделалось невозможным. Разумеется, не все было гладко, не обходилось без ссор и мелких обид «на всю жизнь», но для бодрых старичков это естественно. Вот и сейчас они сидели по разные стороны очага и молчали — бывает такое, что все ясно без слов.

— Опять? — тихо спросил Хуркул-иргит. Хар-ману кивнула.

— Злые духи снова похитили мой сон, — сообщила пожилая женщина и коротко вздохнула. — Не мог бы уважаемый Хуркул-иргит изгнать их? Прошлого раза хватило надолго, почти на луну — видимо, ты всерьез показал им свою истинную силу, о совоокий… — льстиво пропела она. — Но теперь они вновь осмелели и принялись терзать мое слабое тело и усталый разум.

И она вздохнула еще раз. Хуркул-иргит одарил долгим взглядом сначала очаг, затем — дымовое отверстие в крыше, потом — два неподвижных пернатых изваяния. Две пары желтых глаз смотрели на хозяина шатра с почти разумным сочувствием. Ничем помочь своему хозяину священные птицы не могли, разве что не мешать. И шаман начал готовиться к привычному обряду изгнания духов. Проводить сложные ритуалы смысла не имеет, но на тот случай, если у матери рода действительно есть серьезные основания для жалоб, можно ограничиться «рунами ветра» — вещь довольно действенная, но силу расходует мало. На свет были извлечены пузатый сосуд голубой глины, которую иртха из-за нечувствительности ко многим цветам, называют санку[50], и пучок маховых совиных перьев, стянутый в подобие кисти. Шаманы не пользуются отварами целебных трав, грибов и лишайников, поскольку приготовление снадобий — удел женщин. Говорящим-с-духами не пристало опускаться до подобных мелочей, ибо тот, кто властью своей может удержать душу в теле, отогнать призрак убитого врага, вернуть разум, не станет возиться с детской лихорадкой или перевязывать раны неловких охотников. Нельзя сказать, чтобы почтенная Корух была настолько уж безнадежно больна и не могла вернуть себе спокойный сон без посторонней помощи, для этого достаточно выкурить трубочку высушенного на морозном ветру и солнце белого мха му. Но снадобье сие оставляет по себе горечь во рту, жажду и точки перед глазами, так что лечиться у шамана не в пример лучше. Тело вдруг сделается непослушным, свинцовой тяжестью нальются веки, а сознание соскользнет в бездну, теплую и черную, как мех ласковой ручной кошки, но не вниз, а как будто устремится в непроглядную ночь, подхваченное бесшумными мягкими крыльями священной птицы клана…