Тропой памяти (СИ)

Чёрное подземелье Мории озарял лишь свет факела. Огонь отражался в стенах, много веков назад отполированных искусными руками народа гномов; в красных угольках орочьих глаз и в металлических бляхах на кожаной рубашке. Ноги в мягких сапогах неслышно ступали по лестнице, уводящей в глубину. По бессчётным каменным ступеням, туда, откуда в своё время бежал в страхе народ Дарина, подгоняемый проснувшимся порождением кошмара. Он, живущий в невообразимо глубоких недрах, был старше всех ныне живущих в Средиземье. Старше Перворождённых, старше Магов, и, наверное, даже старше Самого…

Его векам не было счёта, он был древнее этой земли, её теперешнего облика. Он ещё мог помнить иные очертания материка, имена навсегда пересохших рек и гор ушедшего на дно Белерианда. И Шара шла к нему.

Чадил немилосердно факел, выходили из непроглядной тьмы ступени, и, ложась под ноги, снова тонули во тьме позади. Исчезла полировка стен, теперь своды коридора казались наспех вытесанными из тела скалы. Сюда гномы заглядывали уже редко, только если спускались к самым глубоким из своих мифрильных шахт. Само собой, они не позаботились об украшении этого тоннеля. У маленькой орчихи мелькнула мысль, что просто не успели, и ей стало страшно.

Шара помнила, какой он: ожившее пламя, озёра лавы вместо глаз, тёмные дымные крылья… Это существо было способно одним жаром своего дыхания превратить её в кучку пепла. Но она помнила и другое: он не был злым. И добрым не был. Разве можно сказать — каков огонь? Кто найдёт для него Слово? А где-то в душе жило странное убеждение, что он не причинит ей вреда. И необходимость беседы с Древним гнала её вперёд, несмотря на страх. Она должна задать ему этот вопрос, должна узнать — как было…

Она весьма смутно представляла себе то, каким способом можно вызвать Барлога из глубин. Существуют ли для этого какие-то заклинания или предметы, Шара не знала, но даже если бы это было ей известно, то вряд ли из её заклинаний вышло бы что-нибудь путное — маленькая орчиха не была магом. Поэтому она не нашла ничего лучше, чем просто спуститься по Великой Лестнице до самой последней ступени. В рассказы о том, что у этой самой Лестницы нет конца, она верила слабо: если есть начало, то и конец должен быть. Впрочем, даже если и не так, то уж пещеру, где обитает Великое Лихо Дарина, перепутать ни с чем невозможно.

«Огонь» — шепнула она факелу: «приведи меня к своему хозяину, предку всех огней Арты…». В этом мрачном подземелье факел оставался её последним другом, последней связью с тем миром, где светят звезды, и дует ветер. Орчиха смотрела на его яркий язычок, не отрываясь, почти не моргая, и в какой-то момент ей показалось, что пламя начало удлиняться, извиваться, загибаясь вперёд, будто изо всех сил тянулось к далёкой, но родной душе.

Может быть, Шара слишком долго смотрела на огонь и не заметила, как кончились ступени, а может, нехитрый наговор и был тем самым единственно верным способом, но впереди вдруг замаячило багровое свечение. Яростно вспыхнул и погас факел, своей последней радостной вспышкой приветствуя далёкое зарево. И Шара поняла, что тот, кого она искала, совсем близко, и её вновь охватил страх.

Барлог выплыл ей навстречу из-за последнего поворота, расцвечивая тревожным багрянцем туннель, словно предупреждая о своём появлении.

Но вот свечение стало ярче, наливаясь красным, в котором проступили оранжевые огнистые вспышки, и, наконец, в чёрном проёме материализовался сгусток, и в его густом тёмном пламени проступили очертания тела: плечи, заострённая вверх голова и скрещенные на груди могучие руки. Шара собралась с мыслями.

— Прости за нарушенный покой, о, Ллах' айни, помнящий Крылатого Валу и юность этого мира! — девушка сама не поняла, как и откуда пришли на ум слова древнего языка Предначальной Эпохи. Просто всплыли в памяти, как бывало не раз.

Косматую тучу прорезали две узкие щели. Они расширялись, вытягиваясь и заостряясь к вискам, пока не приобрели форму листьев. Глаза…

Светлое живое пламя горело в них, всё такое же ясное, как и в первый день Творения.

… Он внушал страх. Он был прекрасен. И очень стар…

Глаза-озёра, лишённые зрачков и век, не мигая, смотрели на гостью.

— Ты… из Них? — словно пламя гудит в темнице очага. В голосе Духа Огня — боль и почти умершая надежда, словно последний уголёк в давно потухшем костре…

Он ждёт… Он всё ещё верит, что они вернутся… Я не могу…

— Ты — Нээрэ?

Языки пламени вспыхивают ярче, тянутся вверх, отделяя от тьмы могучую фигуру Барлога, очерчивают нечеловеческие черты лица.

— Нээрэ нет. Я — Эрэнно — последняя Искра… — пепел подёргивает дымкой угли пылающих глазниц Ллах'айни. Точно костёр под дождём… Печаль.

— Он говорил мне про маленьких… тех, что были давно. Он любил их. Даже когда он погас навсегда, всё равно помнил. И я помню…

— И я тоже! — неожиданно шевельнулись губы Шары.