Тропой смелых(изд.1950)

— В двух километрах, — сообщил Миша.

— Идем, — сказал звеньевой и вздохнул.

Честно говоря, следовало бы, конечно, отдохнуть. Ремни мешков изрядно резали плечи, и спины ныли. Ноги тоже чувствовали себя не очень важно. Но о каком отдыхе могла быть речь? Ясно, надо итти. А если дождь будет лить всю ночь?..

Дима споткнулся, упал, и руки его воткнулись в болотную жижу почти по локоть. Миша помог ему подняться и успокоил:

— Ливень пойдет, всю грязь смоет. И на одежде и под одеждой.

Это, однако, не очень утешило Диму. Он шел и что-то потихонечку бубнил себе под нос.

— Ты что ворчишь, Димус?

— Я не ворчу. Я говорю: ему хорошо, длинному тому, он на машине — сел да поехал. А мы вот догоняй его по болотам всяким.

— Ну и что?

— Ну и… все равно догоним.

Молния, яркая-яркая, полыхнула над лесом, и почти сразу же страшный гром рухнул с неба. Из его отголосков, неуклюже ворчавших где-то над головами, возник ровный и сильный шум — это хлынул ливень.

— Ух, и хлестануло! Шикарная водяная ванна! — вскричал Лёня.

— А завтра будем солнечную принимать, да? — подхватил Миша.

Даже Вова оживился и заорал:

— В атаку! Впере-од!

А Дима запел: «По любой дороге…»

Дождь заливал ему лицо, а он пел, и песню подхватили, и получилось очень здорово.

Они спели «Свою походную», потом «Марш пионеров». Это взбодрило, и шагать стало легче.

Но ливень не прекращался, одежда промокла и стала липнуть к телу. Ботинки так отяжелели, что казалось, будто к ним привязаны гири. Снова шли молча. Тьма сгустилась. Звеньевой приказал Мише стать замыкающим.

Шли, ступая друг другу в след. Ноги скользили. Ветви вырывались из рук и хлестали по лицам. Яркие голубоватые всполохи бесились в небе, и грохотал тяжкий, оглушающий гром. Но когда не было молний, наступала тьма. Протяни руку перед собой — и не увидишь пальцев. Дождь все лил и лил.

Лёня остановился, разглядывая компас.

— Сейчас я фонарик достану, — сказал Миша.

— Не надо. Молния сверкнет — будет светло.

Охватив полнеба, дробясь и ломаясь, вспыхнул, понесся, подгоняемый громом, гигантский всполох. Все склонились к компасу. Молния осветила мокрые синеватые лица и стрелку компаса. Стрелка кружилась и металась… Снова наступила тьма.

— Почему она так? — тихо спросил Вова.

Но ему никто не ответил.

— Павел, почему стрелка мечется? От грозы, да?

— Возможно. Гроза очень близко.

А дождь все лил.

— Очень уж он мокрый, — мрачно пошутил Миша.

Павел воскликнул:

— Все правильно! (Ребята разом повернулись к нему.) Так и должно быть. Знаете, говорится: «Прошли через огонь и воду». Вот и вы — сначала через огонь, а теперь сквозь воду.

— Лучше бы сквозь воду не надо, — выразил свое пожелание Вова и, чуть поразмыслив, добавил: — Мне бы ничего, ну совсем ничего не надо, только чтобы дождя не было.

— Хитрый какой!..

Снова шли. Звеньевой шагал впереди. Он крепился, шутил время от времени, но, в общем, чувствовал себя неважно. Лёня считал себя виноватым в том, что все они попали в эту передрягу. Ведь это он настаивал на том, чтобы обязательно сегодня продолжать путь, а потом, когда подошла гроза и Миша предлагал переждать ее у края болота, он снова настоял на своем: итти. Его послушали: ведь он вожак звена. А раз так — теперь, звеньевой, отвечай за все.

Лёня боялся, что кто-нибудь из товарищей упрекнет его: «Вот, это ты добивался…» Что он ответит? А Павел скажет: «Необдуманно ты командуешь, Тикин». Но никто этих слов не сказал. Друзья не упрекали, не хныкали, не ныли. Только Вова усиленно сопел сзади. Вовин рюкзак нес Павел. Он шел замыкающим.

Впереди Миши смутно маячил черный силуэт Димы. «Осторожно, ветка», говорил иногда Дима, и Миша, наклоняясь в сторону, принимал из его руки ветку. Дима еле плелся. Все-таки тяжело. Если бы одно что-нибудь досаждало, а то все разом свалилось: и дождь, и темень, и ветви хлещут по глазам, а рюкзак так сильно тянет вниз! Но Дима понимает, что нужно крепиться, и нарочно повторяет про себя: «Все равно пройдем, все равно…» Должно быть, ему хочется плакать. Но он все твердит: «Ничего, пройдем. Вот если бы таким быть, как Лёнька Тикин! Лёнька идет впереди, указывая дорогу, ему нисколько не легче, а даже труднее, но он держится лучше всех и еще смеется и шутит. Как Павел. А тебе плакать хочется. Эх, Димус!.. Ничего, все равно пройдем…»

— Ты опять ворчишь, Дима? — спрашивает Миша. — Очень устал?

— Я не ворчу. И вовсе не устал.

— Дай-ка мне на минутку мешок.

— Да что ты выдумал!

Хлоп!.. Это, оступившись, растянулся Лёня. Он долго не встает. Чувствуется — не видно и не слышно, но чувствуется, — что он сильно ушибся и морщится.

— Лёнь, здорово ушибся?

— Хо! Просто захотелось отдохнуть. Очень уж приятная трясина.

— Что же ты не скомандовал привал? — пошутил Павел.

— В следующий раз. Там, где будет побольше грязи.

Гроза, устав бесноваться, отходила куда-то в сторону. Гром ворочался в небе лениво, нехотя, далекие молнии слабее освещали болотный лес, и дождь стал мельче и спокойней.