Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Ребята все сделали крайне оперативно. Один из них надел специальные ремни и полез через поток. В действительности это было очень стремно — ползти по провисавшему над ревущей бурой массой раздербаненному проводу, неизвестно на чем державшемуся. Слава Богу, у Первопроходца были перчатки. Наконец, он достиг — под аплодисменты многочисленной уже публики по обе стороны потока — заветной фермы, встал на ней в позе победителя и вознес кулаки к небу. Потом закрепил новый трос, проверил старый, бросил еще один конец на тот берег. В это время на ферму по наведенной переправе пополз еще один альпинист. Когда он достиг столпа, Первопроходец двинулся к противоположному берегу. Таджики страховали трос как могли, намотав его на бетонную тумбу и придерживая десятками рук. Вот и этот рубеж взят! Теперь переправа полностью готова. Следующим иду я. На меня надевают ремни, проводят через кольцо страховой канат. Потом я нависаю спиной над пропастью, трос постепенно отпускают, и я скольжу, набирая скорость, с запрокинутой головой, наблюдая под собой из обратной перспективы пенящуюся грязь. Пройдя точку крайнего спуска, тело по инерции взлетело наверх, и в этот момент стоявший на ферме альпинист стал подтаскивать меня к себе. Благополучно выбравшись на ферму, я помахал рукой оставшейся сзади компании и перестегнул страховку. На другой берег меня переправили точно таким же способом. И конвейер заработал.

После альпинистов несколько таджиков тоже захотели перебраться с того берега на этот. Потом — с этого на тот. Ну и пошло-поехало. Наконец, часа через два работы альпинисты сказали «харэ» и свернули переправу. Самым курьезным оказалось то, что мы встретили буквально в паре сотен метров от переправы небольшую компанию московских скалолазов, которые ничего не знали про снесенный мост и упустили возможность переправиться в нужную им сторону с помощью «нашей системы». Они сказали, что идут делать заброски продовольствия на маршруте, где позже будут проходить какие-то соревнования. На известие об отсутствии моста москвичи отреагировали крайне спокойно — как и их коллеги незадолго до этого в Лянгаре. Притом, что половину столичной команды составляли девушки. Ну что ж, Бог в помощь!

Марш-бросок на Миёнаду. Нашей следующей целью был райцентр Миёнаду, откуда уже можно ловить машину на Тавильдару — с ее взлетной полосой и шоссе на Душанбе. Часа через четыре ходу мы достигли горной пасеки, располагавшейся на вершине зеленого холма. Пасечник оказался русским, с большой «геологической» бородой и богемной созерцательностью в глазах. «Медку не хотите?» Свежий горный мед оказался настоящей амброзией. Ничего более вкусного я никогда не пробовал. Купить — а во что? У Пасечника были для такого случая припасены стеклянные трехлитровые банки. Практически все хлопцы взяли по одной, существенно утяжелив тем самым свои и без того нелегкие рюкзаки. Мне такая тяжесть была явно противопоказана, и я ограничился всего лишь стаканом, куда пасечник налил мне желто-зеленой тягучей массы горного нектара.

Наш груженный медом рой долетел до Миёнаду лишь далеко за полночь. Спать все повалились просто в ряд, вдоль забора у большой дороги, в спальниках. Наутро я встал одним из первых и одним же из первых сел в кузов машины, отправлявшейся как раз через Тавильдару в сторону Душанбе. Впрочем, мне хватало Тавильдары. Распрощавшись с попутчиками, я спрыгнул напротив одинокого белого домика тавильдаринского аэропорта. На удивление, я здесь был единственным клиентом. Минут через двадцать, как по заказу, подали самолет на Душанбе. Подъехали еще двое на легковушке. Вот такими малыми силами мы и взлетели в ляпис-лазурное припамирское небо, держа курс на запад, в сторону Кишлака наркомов. Иншалла!

20. Короткие истории

Шлягер. После Хазрати-Бурха я на пару месяцев завис в Душанбе. Каландар к тому времени уже озверел от посетителей и периодически разгонял собиравшиеся у него команды, но квартира опять наполнялась народом. Впрочем, были среди контингента коммуны редкие исключения, которым, в принципе, хозяин был рад всегда.

В момент, когда я вернулся с мазара, Каландар отсутствовал. В квартире я нашел одного лишь Сашу — младшего брата Каи. Каландар был для него авторитетом и примером того, как себя ведут наши брюсы виллисы. Квартира была практически пустой, так как Кая к тому времени уже перебралась из доставшей ее коммуны к маме, но Саша наполнил пространство сентиментально-депрессивным полем, которое он постоянно воспроизводил бесконечным кручением какого-то попсового советского шлягера про роковую измену. «Правду мне скажи, скажи лишь только правду! Правды одной хочу!..» и так далее. Видимо, Сашу кинула его подруга, и он, шестнадцатилетний тинейджер, теперь репродуцировал травматические ассоциации таким механическим способом. «Саша, ба Худо, сделай паузу!» Саша снимал винил с проигрывателя на двадцать минут, а потом запускал пластинку по новой: «Правду мне скажи, скажи лишь только правду! Правды одной хочу!..»