Мне даже почудилось, что рядом с трупом вмерзшей в ледник лошади я вижу скорченную фигуру замерзшего человека. Я не подошел ближе, чтобы удостовериться в этом, да может быть мне просто показалось. Мне стало немного жутко, и я думал: как не повезло этим людям, как бились они в снегу, как постепенно теряли силы, как засыпали, привалившись к своим лошадям и верблюдам, чтобы уже никогда не проснуться.
Контраст между северными и южными склонами Терскей-Алатау поразителен. На этих южных склонах мы не увидели ни богатых высокогорных лугов, ни еловых лесов. Да и склоны самого хребта быстро переходили в ровное, слабо всхолмленное высокогорное плато. Это были знаменитые сырты.
Ровные и на первый взгляд безжизненные сырты, лежащие перед нами, уходили далеко к западу и востоку. Блестели разбросанные здесь и там небольшие озера и медленно текущие меандрирующие ручьи и реки, темнели огромные вросшие в землю валуны.
И по этой безжизненной равнине со страшной силой несся ветер. Он встретил нас на спуске с перевала, провожал целый день, пока мы шли по плато до высокогорной тяньшанской обсерватории, дул весь следующий день, и следующую неделю, и все лето, которое мы провели здесь.
Ветер, непрерывный ветер,- вот самое яркое впечатление, которое оставляют сырты Центрального Тянь-Шаня. Ветер, который не дает писать, трепля листы записной книжки, рвет гербарную бумагу, тушит спичку, от которой вы хотите прикурить, уносит решительно все, что не привязано или не придавлено камнем,-бумагу, папиросы, фуражку, даже консервную банку, если ее опорожнили.
Ветер не только мешает работать, он мешает думать. Он, кажется, выдувает мысли из головы, и от него страшно устаешь к концу дня.
Посредине этого плато, у подножия небольшого склона, стоит невысокое здание. Это высокогорная тяньшанская обсерватория; сзади уступ защищает ее от ветра, впереди – ледники и белые гребни хребта Акширяк. А кругом, вправо и влево, широкие, чуть всхолмленные равнины сыртов.
Здесь, в обсерватории, мы и обосновались на все лето. Отсюда мы делали то близкие, то далекие вылазки. В одной из Комнат обсерватории мы обрабатывали свои сборы, перекладывали и сушили растения, препарировали шкурки птиц, переписывали дневники и проявляли пластинки. Здесь обсуждались результаты наших вылазок и продумывались планы дальнейшей работы. Сюда мы возвращались отдохнуть. Здесь мы ели и спали, веселились и ругались. Здесь мы и жили и работали. В нашей комнате было тесно, в ней было свалено все снаряжение, а на окне стоял граммофон. Это был довольно-таки почтенный товарищ, он прожил, видимо, бурную трудовую жизнь и надеялся, что, оставшись без пружин, обретет здесь покой. Не тут-то было – искусные сотрудники метеостанции не дали ему отдохнуть. Они вертят его диск пальцем, и из его надтреснутой мембраны с хрипом и воем вылетают то дрожащие марши лейб-гвардейских полков, то лихие звуки матчиша – самого модного танца в 1907 году.
За окном расстилались сырты, упирающиеся в морены; за холмами морен начинались ледники и фирны Акширяка.
Суровый холодный ледниковый пейзаж, а над ним поднимал свою белую пологую вершину пик Киргизского Совнаркома. Он был все лето перед нами, это пик, белый с висячими снеговыми флагами по гребню, с взмытой в небо волнообразной вершиной, по обе стороны которой лежали ледники. Он все лето был перед нами, манил и звал, и нет ничего удивительного, что мы к осени не выдержали и полезли на него.
Странный, непередаваемо своеобразный мир окружал нас на сыртах. Все, решительно все тут было сурово, необычно. Здесь, на высоте 3600-3800 метров, климат суровее, чем на Памире, или, скажем, на Новой Земле. Цветки водяных лютиков здесь каждое утро вмерзали в лед, каждую ночь образующийся на поверхности озерков. Летом выпадал снег.
Но накал солнца очень велик, слой атмосферы тонок, солнечные лучи легче пробивают ее и хорошо нагревают поверхность земли. Поэтому на сыртах вся жизнь и сосредоточена вдоль поверхностного слоя почвы. Листья растений обычно распластаны по земле; корни располагаются в почве также недалеко от ее поверхности. Уже на глубине не свыше метра лежит вечная мерзлота, а в некоторых местах и подземные льды.
Погода на сыртах крайне переменчива – только что светило солнце и было так тепло, что мы ходили в одних рубашках, через минуту нашла туча, пошел снег и мы мерзнем в полушубках.
Например, в один из дней июля наблюдался ночью заморозок, крупа и сильный ветер; 8 часов утра – ясно, тихо, тепло; 10 часов – сильный ветер, облачно, густой снег выпал на три сантиметра; 11 часов 30 минут – ясно, тихо, снег тает; 16 часов-снежный буран, туман, полная потеря видимости; 19 часов – тихо, облачно; ночью – ясно, ветер.