Тропою ароматов

«Я уже не ребенок и сама могу о себе позаботиться! Какого черта ты лезешь в мою жизнь? Неужели ты ничего не понимаешь?» – хотелось крикнуть Элене, но, внимательно посмотрев на подругу, она поняла, что та встревожена не на шутку. Моник побледнела, ее глаза горели, в них читались злость и ненависть. Было видно, что она жалеет о том, что связалась с Монтьером. Рано или поздно она с ним рассчитается. «Он не заслуживает такой женщины, как Моник. Не из-за него ли та в последнее время постоянно сомневается в себе? Она утратила былую самоуверенность», – подумала Элена.

– Меня все устраивает, – сказала она, изображая искреннюю радость и не обращая внимания на удивление, написанное на лице Моник.

– Ты что, шутишь? Жак не пустит тебя в лабораторию, ты слышала, что городил Филипп? Тебе придется торговать духами, точно обычной продавщице!

«Это еще бабушка надвое сказала, – подумала Элена. – Жак понятия не имеет о том, что я могу!» Она пожала плечами.

– Ты что-то имеешь против продавцов? – спросила она с улыбкой, пытаясь снять напряжение. И так как последнее слово оставалось за ней, она подтолкнула Моник к выходу. – По-моему, тебя ждет Ле Нотр!

Моник неуверенно подчинилась:

– Позвони, если возникнут проблемы.

– Иди уже! – сказала Элена, потеряв терпение. Она бросила Моник на пороге магазина и вернулась в зал, готовая сделать все, чтобы угодить Жаку, Филиппу или кому бы то ни было еще. Злость сжимала ей горло. Элена медленно вдохнула несколько раз и, немного успокоившись, подошла к Филиппу и принялась рассматривать магазин, расположение флаконов и слушать, как продавцы разговаривают с клиентами… В конце рабочего дня она уже составила себе довольно четкое представление о том, что важно и что совершенно не имеет значения в этом магазине. Домой она шла пешком.

Элена много лет помогала бабушке работать в магазине. Она привыкла сравнивать работу других с тем, к чему привыкла с детства. Но в «Нарциссусе» все было по-другому: постулаты Лючии не имели ничего общего с традициями этого места. Это раздражало Элену. Здесь было принято убеждать, развеивая сомнения, заманивать в ловушку.

Но кто она такая, чтобы оспаривать здешние порядки? Кто сказал, что нужно работать иначе? «Нарциссус» процветал, а ее лавчонка закрылась: клиентов было так мало, что она не могла оплатить даже содержание магазина. Когда бабушка заболела, на Элену свалилась куча проблем. Лючия сразу поняла, что уже не оправится, и отказалась ложиться в больницу. Элене оставалось лишь подчиниться. Через несколько месяцев болезнь стала побеждать. Лючия продолжала говорить о прошлом, о Беатриче, об идеальном аромате. Она рассказывала Элене историю семьи, снова и снова повторяла названия духов, которые сделали Россини. Она настаивала на том, чтобы Элена продолжала традицию семьи. «Следуй тропой аромата», – говорила она. Элена знала все бабушкины рассказы наизусть, но все равно внимательно слушала, не отходя от Лючии ни на шаг. У нее не было времени заниматься еще и лавкой. После смерти бабушки оставалось только закрыть ее. У Элены не было ни сил, ни желания продолжать семейное дело.

Внезапно она услышала звуки знакомой песни, разогнавшие нахлынувшие воспоминания. Элена поняла, что она почти уже дома, на углу улицы Розьер, где продавались акварели и рисунки с видами Парижа. Будь то тепло или холодно, четверг или воскресенье, старик-продавец вечно крутил одну и ту же мелодию в исполнении Эдит Пиаф:

Quand il me prend dans ses bras,
Il me parle tout bas, je vois la vie en rose,
Il me dit des mots d’amour,
Des mots de tous les jours…[8]

В этих без конца повторявшихся словах смешались разочарование, сожаление и тоска по ушедшей любви… Так, по крайней мере, интерпретировала привычку старика Моник. Не слишком задумываясь о словах, Элена часто напевала этот мотив. Ей нравилась сама мелодия и глубокий, задевающий за живое голос Пиаф, переносящий слушателя в далекое прошлое. Однако теперь Элена смотрела в глаза старика и не замечала в нем никакой романтической тоски. Она увидела в его томном и хитром взгляде лишь уверенность и насмешку. Конечно, старик мог крутить эту мелодию, потому что она напоминала ему о чем-то: о прожитой жизни, о давней любви, о прекрасной женщине… А может, он просто привлекал туристов: тронутые печальной историей, они охотно покупали и увозили с собой частичку Парижа. Даже самые циничные парочки, дойдя до киоска старика, брались за руки, переставали подкалывать друг друга и уносились далеко-далеко под самую известную французскую песню, в которой пелось о том, что если смотреть на жизнь через розовые очки, она кажется совершенной. И хотя уловка старика была очевидна, все гуляли по улице и напевали эту берущую за душу мелодию. Вот и Элена каждый раз замирала у киоска, точно попав в волшебные сети.