Читаем Тропою грома полностью

«Любимая моя Сари!

Завтра тебе предстоит трудный день. Тебе придется все время следить за собой, и часы будут тянуться, как годы. Тебе будет очень трудно. И я решил тебе написать, — это первое мое письмо к тебе! — чтобы ты знала, что я это понимаю и что мыслями я каждую минуту с тобой. Я знаю, что это письмо облегчит тебе ожиданье.

Ты получишь его в полдень, дорогая, в переломный час дня. После этого день уже быстрей пойдет к вечеру. И тебе будет уже легче. Ты так сильна, Сари, дорогая, ты столько влила в меня своей силы, что теперь я могу немножко вернуть тебе обратно.

Пусть тебя не страшат долгие часы, которые тебе еще осталось ждать. Они пройдут, как проходит все на свете, и когда они кончатся, настанет наш час. А что в нем заключено, ты знаешь. Мы вчера говорили об этом. Вспомни, моя любимая.

Мы будем ходить вместе по улицам, открыто, ни от кого не прячась. Мы будем вместе сидеть в кафе. Мы будем вместе лежать на солнышке, среди других людей, свободные, счастливые и влюбленные, и все будут принимать это как должное, как нечто простое и естественное, до чего никому нет дела. Подумай об этом, дорогая! И мы построим себе маленький домик и будем там жить вдвоем, только мы двое, и никого больше… Мы будем завтракать и ужинать вместе, а по вечерам будем вместе ходить гулять. Подумай об этом. Вначале жизнь у нас будет нелегкая. Придется учиться чужому языку, но потом все станет чудно. Будет солнце, и смех, и счастье. Помни об этом!

Когда тебе станет очень тяжело, вспомни, дорогая, обо всем этом. Завтра наш день, и все будущее наше. Будешь помнить, любимая? И скажи мне еще одну вещь: когда мы туда приедем, ты выйдешь за меня замуж?

Я люблю тебя всем сердцем.

Твой Ленни».

— Буду помнить, — прошептала Сари, вновь и вновь перечитывая письмо.

После этого день пошел легко. Всякий раз, как Сари начинала мучить тревога, она уходила к себе в комнату, запиралась на ключ, доставала письмо и перечитывала его…

И наконец долгий день окончился, и уже время было идти.

Она еще раньше договорилась с Сэмом, и теперь он ждал у нее под окном, чтобы взять чемоданы. Она подала их ему в окно, бросила ему свое пальто. Потом заперла окошко, потушила лампу и вышла в столовую. Там сидел Герт. Он пытливо посмотрел на нее, когда она проходила, но ничего не сказал. Не заговаривая с ним, она прошла в кухню, а потом вон из дома.

Фиета долго и сумрачно глядела на дверь после того, как она закрылась за Сари.

У сараев ее встретил Сэм и помог ей надеть пальто. Она взяла у него один чемодан, и они пошли. Сердце Сари пело и ликовало. Сэм прихрамывал рядом с ней, в глазах у него сиял странный, торжествующий свет.

Сердце у Сари стучало так громко, что стук отдавался в ушах. «Завтра утром они будут в Кейптауне. А к вечеру, — так сказал Ленни, — все будет улажено, и они уедут. А потом?.. Потом — жизнь! Новая, свободная и радостная. Без тревог. Без вечного страха».

Она издали увидела Ленни, замахала ему рукой и побежала навстречу. Бросив чемодан наземь, она упала в его объятия.

Через минуту или две он проговорил:

— Надо идти, дорогая. Времени у нас немного.

Сари подхватила с земли чемодан. Ленни повернулся к Сэму.

— Благодарю вас, Сэм, от всего сердца. — Он протянул руку за чемоданом.

— Вам будет тяжело, — спокойно сказал Сэм. — А путь не близкий. Я пойду с вами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Произведения африканских писателей

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее