Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Один ловкий удар шестом, всплеск мутной волны, и мощное течение подхватывает салик. Пугачёв держится спокойно, уверенно, даже не глянул на провожающих, будто в сотый раз отправляется от этого берега в привычное плавание. Он выводит своё плоское судёнышко на струю, изо всех сил работает шестом, но своенравная река гонит его к левобережной скале. Всё чаще в воздухе взмётывается шест, всё напряжённей поза человека, пригнувшегося к салику, всё ближе скала…

Мы замираем в немом ожидании.

Я в ужасе закрываю глаза: салик с разбегу липнет к скале. Сквозь гул потока доносится короткий человеческий вскрик. Мы все бросаемся к повороту. Бежим долго по густому стланику. Река, сворачивая влево, уносит салик…

На противоположном берегу, среди камней у кромки воды, Пугачёв, торжествуя победу, размахивает руками, прыгает, будто исполняет какой-то дикарский танец. Очевидно, за второй скалою Пугачёв бросил разбитый салик и вплавь добрался до берега.

Возвращаемся в лагерь, полные восторга и изумления.

— Да он и без салика переплыл бы! — горделиво рассказывает кто-то из гвардейцев. — Однажды ходил я с ним на рекогносцировку. Полез он на скалу, место ему надо было осмотреть. И скажи, ведь какой липкий! Отвесная скала, будто и не за что зацепиться, а ему хоть бы что, пошёл и пошёл. Уродится же такой человек.

А дождь льёт немилосердно. Пухнет Утук. Я с болью в душе думаю о Пугачёве: мёрзнет он там один, на противоположном берегу, ради всех нас, а мы ничем не можем ему помочь. Впрочем, Трофим Васильевич принадлежит к числу людей, которые глубоко верят в себя, никогда не раскаиваются в своих поступках и не ищут помощи со стороны.

Через час Пугачёв вернулся на резиновой лодке с продуктами, весь продрогший, злой на непогоду.

Утром все мы перебрались на противоположный берег и отаборились у лабаза, в двухстах метрах ниже устья Ивака. Улукиткан с нами, а каюры и олени остались на левом берегу.

Как только мы перевезли своё имущество, дождь перестал. С вершин спустился туман и стал медленно таять. Река постепенно очистилась от коряжника, присмирела.

Дружно готовимся к походу. Василий Николаевич получает от Пугачёва продукты, запасную обувь, одежду, тару, словом, всё необходимое для предстоящего нашего похода на Маю. Готовится и Трофим Васильевич в далёкий маршрут на восток, чтобы там, на облюбованной им вершине зубчатого гольца, воздвигнуть со своими гвардейцами новый знак. Затем он вернётся сюда, к лабазу, снова запасётся продуктами, материалами и уйдёт на перевал, к истокам правого Ивака.

И так всё лето, пока из гор осенью не выживет их снег.

Тучи беспорядочными толпами бегут на восток.

— Однако, хороший погода идёт, может, долго простоит, — говорит Улукиткан, поглядывая подслеповатыми глазками на мрачное небо.

— Откуда это видно? — спросил я его. Он, не взглянув на меня, поясняет:

— Хорошо смотри на тучи, это порожняк идёт к морю. Обратно вернётся гружёный, может, через неделю, а то и больше, — отвечает он.

Улукиткан умеет предсказывать погоду. Он хорошо знает свой край, знает, когда и какие воздушные течения приносят сюда дождь или вёдро. Мы верим старику, и тучи, бегущие на восток, действительно кажутся нам порожними. Пришёл конец неустойчивой погоде, и мы сможем беспрепятственно продолжать свою работу.

На следующее утро наш лагерь не узнать. Палатки сняты, приготовлены вьюки, пастухи сгоняют оленей. День ясный, обещающий. Вершины Станового облиты солнечным светом.

Первыми уходят к Ивакскому перевалу Улукиткан с Лихановым и Василием Николаевичем. Затем стоянку покидает транспорт Пугачёва, сам он остаётся проводить нас как хозяин. Наконец, покидаем устье Ивака и мы с Трофимом.

Ущелье опустело. Успокоился Утук.

Наш путь идёт на север к Алданскому нагорью, куда мы давно стремились попасть.

С чувством гордости мы покидаем Становой. Всё в прошлом. Развеян миф о его недоступности!

…Там, где сливается Ивак с Утуком, по ущелью раскинулась могучая тайга, вскормленная прохладой двух рек. По ней на север вьётся тропка, протоптанная геодезистами по звериным следам. Она пугливо обегает скалы и бурелом, часто теряется. За лесом марь. Вечная мерзлота прикрыта на ней только толстым слоем бурого мха.

Наш небольшой караван, состоящий из десяти оленей, ведёт пожилой проводник Демидка из Омахты, маленький щупленький человек, прихрамывающий на правую ногу. Однако за такой невзрачной внешностью скрывается опытный, вдумчивый следопыт.

Мы выходим к краю леса, прощаемся с Утуком. Он змеёй уползает в узкую щель, и гранитные утёсы скоблят его упругие бока.

Тропа ведёт нас вправо, к озеру Малое Токо. Полтора часа бьёмся с топями. Олени и вьюки в грязи, мы мокрые. Проводник охрип от крика и понукания. С великим трудом добираемся до озера.