Тропою мести

– А ловко ты это придумал. – Сорока все еще сидел за столом и тер ушибленный лоб. – Ты настоящий политик, Турко. Загнал всех в угол, а теперь диктуешь условия. В этом вся суть таких гнилых людей, как ты…

– Мне жаль, Сорока, что ты выбрал не ту сторону. Ты очень хороший воин, а настоящие воины сейчас на вес золота. Но я не стану читать тебе нотации, а позволю взять и уйти, пока еще не поздно. Я тебя не трону, слово офицера. Но и не позволю работать с нами. Ты уже предал нас, а предавший однажды – предаст вновь. Это печально, но таков мой жизненный опыт. Ты не разболтал ни одного нашего секрета, не выстрелил ни в одного из наших, не мешал нам работать, не ставил палки в колеса – если все так и продолжится, то ты останешься для меня индифферентным. Но форму «Удара» ты больше никогда не наденешь. Уж извини. Особенно после того, как ты попытался оболгать меня, обвинив в смерти Юры…

– Как милосердно с твоей стороны.

– Как есть, Сорока, как есть! Каждый самостоятельно несет ответственность за свои поступки. Пожинаем мы лишь то, что сеем.

– Как поэтично! И как смешно слышать это от тебя! Расскажи тому, кого пришиб, Есенин.

– Ой, я тебя умоляю! Этому животному? Волку? Да ты гонишь…

– Я согласен. – Рама повесил двуствольное ружье на плечо. – Ты только скажи, сколько за все лавэ отвалишь, а мне-то и мусорские погоны не в падлу напялить, лишь бы отбашляли хорошенько. Ты складно поешь. Но я тебя предупреждаю, что тут много принципиальных, которые ни за что на это не подпишутся. – Он указал пальцем на убитого им же бандита и прокомментировал: – Как этот вот.

– Вы меня невнимательно слушали? Их уже нет. А с вашими авторитетами с Озер мы расквитаемся в самое ближайшее время.

* * *

Сурен снова пришел в себя…

– Господи… помоги мне…

Пробуждение – уже привычное для его разума занятие. Не счесть, сколько раз он отключался и включался, словно компьютер по нажатию кнопки. Только теперь Алабян очнулся в одиночестве, а не в окружении того крепко сложенного садиста и его наглухо отбитых дружков. Все они исчезли из камеры, будто их здесь никогда и не было. О недавних пытках армянину напоминали только веревки, которыми он был привязан к креслу, чьи ножки, в свою очередь, были приколочены к полу ржавыми гвоздями.

– Никак не выбраться…

Алабян осмотрелся: все окна заколочены, а само помещение, в котором его держали, было довольно тесным. Свет проникал сквозь щели, выхватывал контуры предметов, но этих лучиков явно недоставало, чтобы в полной мере оценить убогое убранство. Можно было рассмотреть полуразвалившийся шкаф, ящики, сложенные вдоль стен, и маленький журнальный столик, на котором разложены разнообразные инструменты.

Столик этот стоял у пыточного кресла, и Сурен прекрасно знал, кому принадлежали эти плоскогубцы, эта тупая ножовка и острая, словно нож, стамеска…

…и что этот кто-то творил с помощью всего этого…

«– Где он?! Отвечай, сука, где он, где?! Отвечай мне! Чурка гнилой, базарь, н-на!

Крики. И удар молотком по коленной чашечке. Снова. Снова. И снова…»

Везунчик дотронулся кончиком языка до кровоточащего зуба, пошатал его.

«Да уж, правду сказал тот Волк о твоем прозвище. Не везунчик ты, а тупой неудачник…»

Он рассмеялся – истерически. Угомонился через минуту.

Во рту было гадко до безобразия. Отдавало металлом, словно Сурен проглотил горсть советских монеток. Сейчас бы стакан воды или какой-нибудь вредной сладкой газировки, чтобы перебить этот привкус. Но кто ему позволит? В лучшем случае – изобьют еще сильнее, если попросит. А в худшем… нет, об этом лучше не думать.

Но почему в худшем? Его все равно пришьют, когда точно поймут, что ничего не добьются. Так что, может, оно и к лучшему? Позлил бы их напоследок.

Да уж, свою смерть бывший рядовой СБУ представлял совсем иначе. Либо в глубокой старости, в окружении родных и близких, либо на поле боя, героически прикрывая своих товарищей. Как угодно, но не в этой пропитанной кровью комнате…

К уху прикоснулся грохот одиночного выстрела.

«Стреляли в доме? – закралась надежда. – А кто стрелял? Огонек? Пришел за мной? Нет. Перестрелки не последовало. Так что я заблуждаюсь…»

– Жаль. Я не хочу умирать… только не в Зоне… только не в ней…

«Даже если он не придет, даже если он бросил меня, это уже неважно. Зато я не ссучился. – И по спине пробежал холодок, когда он припомнил все те ужасы, что с ним вытворил этот маньяк Сиплый. – Весь мир покатился к чертям, но я не покатился вместе с ним. А это самое важное. В жизни нет ничего важнее того, чтобы оставаться человеком. И не предавать, в первую очередь самого себя. Пусть Сиплый продолжит. Он не человек. Человек не способен на такое. И ради чего? Узнать, где Огонек? Но я не соврал. Я не знаю, где он. Я вообще знаком с ним всего ничего. И я даже не “Анархист”. Нет, он просто хотел насытиться моей болью и моими страданиями. Этот детина – демон во плоти».

– Да пофиг, – смиренно выдохнул Сурен.

«Ждать осталось недолго…»