Тропою мести

Заголосил пулемет.

* * *

Крупнокалиберные пули проредили обитателей хутора – и завалили улочки поселения трупами…

Остывающие гильзы проминались под тяжелыми подошвами и звенели, когда капитан Петренко наступал на них протектором, уходя с открытого пространства.

– Мы здесь власть, твари! – Палач улыбнулся и закинул «Печенег» на плечо, все еще чувствуя жар, который исходил от раскаленного ствола. – Все кончено, генерал, – доложил он в гарнитуру. – Они все мертвы.

Внутри Петренко не было жалости, его рука не дрогнула, когда он менял ленту под прикрытием снайперов, что выкуривали врагов из укрытий, а в его голове не промелькнуло и одной крамольной мысли, когда он поливал огнем местных жителей.

Все они должны были умереть – и они все умерли…

Так просто, обыденно.

Был приказ – он его выполнил…

Сопутствующие потери? Были. Кто-то попытался вписаться за своих обреченных корешей, но все эти «герои» быстро полегли рядом с ними. Остальные попрятались «под плинтус», как и предполагал генерал. Петренко знал, что генерал никогда не ошибается – потому что он самый умный сукин сын на этой планете.

Вот и сегодня не ошибся.

Кровавая жатва была собрана.

– Наконец-то!

* * *

Андрей тягал сигарету. Полупустую пачку нашел в бардачке, там же, где и три зеленых цилиндрика – три лимонки. Помимо этого, там же лежала и серебристая ниточка, то бишь проволока. Навар выдался хорошим.

Искатель докурил и принялся делать растяжку, натягивая проволоку между деревьев, тем самым закладывая ловушку в высокой траве. Так незаметнее всего было. Именно здесь, если он все правильно просчитал, проедет грузовик Турко. Другой дороги нет, только эта, на подъеме к полянке, где он должен будет встретиться с майором. Если генерал взорвется, то это, безусловно, замечательно, однако Андрей жаждал собственноручно выдавить жизнь из бренной туши врага. Было бы досадно, если бы он так легко и быстро ускользнул с этого света. После всего, что наворотил.

– Так, мы с этим пока что закончили. – Он вытер грязные ладони о штанину. – Идем дальше.

«Калаш» – на плече, два пистолета – в двух кожаных чехлах под каждую руку. Он подергал автоматный ремень. Пристрелять бы ствол, но нельзя, ибо ненароком спугнешь этих козлов. Все должно быть в ажуре, а если что – можно и двумя пистолетами обойтись. Патронов должно хватить. Или и вовсе – ручками его, ручками! Надо только с Огоньком поговорить, чтобы подстраховал.

Эмоции были противоречивыми. Андрею хотелось, чтобы в его душе хоть что-нибудь екнуло, хоть что-нибудь шелохнулось, но нет. Так необычно… развязка близка как никогда, а внутри – сплошная звенящая тишина и пустота. Есть небольшое волнение, но не из-за поражения или выигрыша, а только за Кирилла и его судьбу.

И всё.

– Нет, ты вывезешь, ты не имеешь права не вывезти, – сказал он сам себе, закуривая новую сигарету. – Живым и невредимым, потому что это – самая важная цель в твоей жизни, анархист. По крайней мере пока.

Месть почему-то отошла даже не на второй и третий план, а далеко на сотый. Очень странно: еще в Зимовище он лишь ею и жил, подпитывался ею, как энергией. А сейчас она воспринималась обыденностью, необходимым злом и желанием просто-напросто закрыть гештальт, чтобы без оглядки двинуться дальше.

Пока шел – он же весь злобой кипел, а как повстречал Кирилла, как увидел, что он жив, что в безопасности, так и злоба вся стихла. И сейчас, наоборот, приходилось накручивать себя, чтобы хоть что-то почувствовать, чтобы вновь пропитаться яростью, как тряпка бензином, – и вспыхнуть в решающий момент.

– Ничего еще не кончено, все только начинается. – Щелкнул пистолетный предохранитель, и докуренный до фильтра бычок улетел в примятую траву. – Я должен отомстить за своих братьев. И я это сделаю!

Только в его голосе больше не отражались нотки холодной уверенности.

Нет.

Одна усталость.

* * *

Ефрейтор Костенко окликнул Турко, когда генерал уже выходил из комнаты.

– Не все из наших одобрят, что вы нарядили в красно-черные цвета этих вот отморозков, – поделился он своими опасениями. – Как бы не усугубить ситуацию, генерал.

– Костенко, мне приятно, что ты волнуешься за мое положение, но мне плевать, кто там что одобрит. Ты же видел, что стало с теми, кто решил усомниться в моих действиях в отношении «Анархистов». Если кто-то вновь не одобрит мои решения, то это значит, что он сомневается во мне, и стало быть – ему не место среди нас. Идет война, а на войне действуют законы – неожиданно! – военного времени. Так что любой наглец закончит на Арене! Всех под плинтус! На войне нет времени выяснять, что кому нравится. И уж тем более нет времени обсуждать приказы руководства, не пытаясь их даже понять. Идем!

* * *