Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

— Лепетун — нет, — решительно отклонил Бегун. — Куда ему?.. Ни плуга, ни косы никогда в руках не держал. Нам нужен хозяин… Чтоб с умом и… знаете? Чтоб с чистой душой и руками. Я вот о вас думаю.

— Хозяин из меня тоже… Это самое, — смутился Хотяновский. — Не было на чем особенно хозяйничать…

В этот момент что-то шугануло в коноплях, и над самыми головами Бегуна и Хотяновского прозвенела тяжелая, увесистая железяка, сильно стукнула в противоположный забор.

Бегун выхватил из кармана наган, выстрелил в коноплю и в тот же момент ринулся туда сам. Богдан побежал за ним, но только до забора. А когда председатель сельсовета с разбегу перескочил через забор и будто потонул в темных, осыпанных черной тлею коноплях, бывший музыкант не выдержал, закричал:

— Не надо!.. Куда вы? Люди добрые, помогите!

На выстрел и на Богданов крик прибежали уполномоченный, Квасов-старший и еще несколько отчаянных голов из деревенских подростков.

— А ну, давайте — скомандовал уполномоченный. — Двое — с одной стороны, двое — с другой. А ты, — дулом нагана он ткнул мне в живот, — за мной!

У Гугеля почти половина огорода была засеяна коноплей. Вдоль забора — вишняк, густой малинник, дальше — поздняя картошка, с еще не увядшей ботвой. Ночью все это казалось непролазным и бесконечным.

— Может, там целая банда… это самое… — предупреждал уполномоченного Богдан. — Может, черт с ними, ночью… Пусть их… Вот только председатель… Один на всех!

Сам он отошел от огорода, подался туда, где стукнулась о забор железяка, и стал шарить ногами по высокой крапиве. Нащупал, поднял. Это был шкворень, износившийся уже, с выемкой посередине, но тяжелый и удобный хоть для броска, хоть для удара с руки. Взмахнув раза два этим шкворнем, Богдан двинулся снова к конопле и, уже не колеблясь, перелез через забор.

— Кого ж ты, бандюга, хотел извести со света? — возмущенно спрашивал он, нащупывая ногами почву. — Кто тебе стал поперек дороги? Подавишься этим шкворнем, волчина недобитая!.. Не спасет эта конопля!..

Но что-то спасло: может, конопля, может, глубокие борозды, возможно, что и соседние огороды. Вернулся на улицу Бегун, угрожающе ругаясь, засунул наган в карман. Начали появляться наши хлопцы, промокшие в густой росистой траве и конопле. Последним пришел уполномоченный: сапоги его от мокроты блестели, гимнастерка пахла тяжелым духом конопли.

Когда все собрались возле забора, вдруг появился Лепетун, встревоженный, тяжело дыша.

— Что тут случилось, что? — обращался он то к председателю сельсовета, то к уполномоченному. — Стреляли в кого? Нет? Что это? Шкворень? — Он подошел к Богдану. — Дайте сюда мне этот шкворень. Я завтра узнаю, чей он! Соловков ему будет мало! Вот так и моего батьку когда-то!..

— Черт его по шкворню узнает, — сказал Хотяновский. — А раз не поймали, то он еще где-то вынырнет, объявится.

— Это ж если б по голове, если б… — начал сочувствовать Лепетун, помахивая шкворнем. — И кому? Нашему председателю сельсовета? А может, вам, музыкант?.. А за что вам? За что моего отца?..

Вскоре все разошлись, шкворень так и остался у Лепетуна. С Богданом снова пошел Клим Бегун.

— Так мы с вами не договорили, — сказал он как-то чересчур спокойно и рассудительно. — Помешал какой-то враг недобитый. А завтра с самого утра мне надо в райком.

— Вот зайдем в хату, там поговорим, — предложил Богдан. — И, это самое… подсушимся от конопли этой.

— Нет у меня времени, — настаивал Бегун. — Пойду домой, ведь завтра чуть свет — в дорогу.

— Так вот и пойдете среди ночи? Один?

— Пойду. А как же.

— Переночевали б. Ну хотя б… это самое… в моей хате.

— Спасибо, но никак не могу.

И ушел Клим Бегун через некоторое время. Пошел снова мимо Гугелевых конопель, дальше — через мостик на гребле за деревней, а там лугом с кочками и редкими кустами можжевельника до самой Голубовки.

Разошлись два человека, арабиновский и голубовский, разные по возрасту и по характеру, еще мало и знакомые до сегодняшнего дня. Пошли в разные, даже противоположные стороны, а в мыслях своих, видно, близкие друг другу. Бывший музыкант представлялся Климу человеком, который прежде всего никогда не позарится на чужое, отдаст свою душу, если ему доверить что-то людское, общественное. Не выходило у председателя из головы то, что в соседнем сельсовете обобщили в одной деревне семена, а через два дня все растащили. А главное — и по количеству земли Богдан подходит, чтоб ввести его в правление, и по личной собственности.

Сам же Хотяновский думал о председателе сельсовета долго, даже придя домой, когда тихонько, чтоб не потревожить спящую Бычиху, разделся, распутал мокрые и пропахшие коноплей веревочные оборки лаптей да лег на полок. Думал, беспокоился и вспоминал не совсем давнее прошлое, как и где они в первый раз сошлись и узнали друг друга. Да при каком случае узнали? Жизнь проживется, а происшествие это не забудется…