Тропы Междумирья

Кивнул, впрочем, не мне, а Ксанке. Но об этом я догадалась, только когда девушка, подчиняясь приказу, поставила лампу на пол и опустилась на корточки рядом со мной. Тонкие пальцы легко коснулись моей головы, немного поворошили волосы в поисках более подходящего места и, наконец, замерли на висках.

— Не — е — ет, — обречённо протянула я. — Иста, не надо. Тебе же потом плохо будет.

— Тебе тоже, — резонно возразила девушка.

— Да мне и так не больно‑то хорошо.

— Вот и замечательно! — Арфеналме прямо‑таки лучился счастьем. — Значит, всё уже понятно? Объяснять ничего не придётся?

Я хмуро кивнула.

Ксанке всегда хорошо удавались ментальные заклинания: иллюзии, манипуляции с памятью, телекинез… и, конечно же, чтение мыслей. Последнее, правда, было крайне тяжёлым занятием. За копание в чужой голове маги расплачивались дикой мигренью длиной до нескольких суток. И это только в том случае, если жертва не сопротивлялась. А если на пути чтеца пытались воздвигать блоки, то мысленное сражение могло окончиться чем угодно. Даже смертью кого‑нибудь из участников. А то и обоих сразу.

Блоки я ставить не умела.

И, пожалуй, была сейчас этому даже рада.

Что бы я выбрала, если бы могла сопротивляться: здоровье Ксанки или жизнь Муллена? От одних только мыслей о такой альтернативе захотелось завыть в голос.

Неожиданной защитой от ментального вторжения могло послужить антимагическое зелье, но Арфеналме не зря столько времени мариновал меня в камере. Этот мерзкий тип всё рассчитал — действие порошка почти иссякло. Не настолько, чтоб я смогла сыпать заклинаниями во все стороны, но достаточно для того, чтоб обеспечить Ксанке свободный проход в мой мозг.

Но в одном полковник не обманул — способ действительно был чистым. Для него.

Можно было бы, конечно, испачкать.

Прямо сейчас оттолкнуть Ксанку, броситься вперёд, влепить пульсар прямо в самодовольную эльфийскую рожу… Или хоть кулаком от души шарахнуть. Потом, конечно, вбежит охрана и размажет меня в лепёшку. Зато информация умрёт вместе со мной.

Не самая приятная перспектива.

И вытащить сестру тогда уж точно не получится.

Надо искать другой способ, и быстро, пока я ещё в состоянии соображать.

Пальцы на висках усилили нажим. Глаза словно сами собой закрылись, вдруг стало тепло и почти спокойно. Это обманчивое спокойствие отбивало любое желание сопротивляться.

Да я и не собиралась.

Наоборот, услужливо пускала Ксанку всё глубже и глубже. Кому нужны недавние события? Лучше посмотри, что было три года назад. Пять. Десять. Пятнадцать. Да, пятнадцать — вполне подойдёт.

Перед мысленным взором возникла новогодняя ёлка и коробка со стеклянными игрушками, вытащенная из кладовки накануне праздника. Затем мелькнула спина Глюка. Тогда он ещё был псом. Большим и умным псом, с которым так весело играть в лошадку. Мы и играли. Я была наездником. А Ксанка, уже слишком рослая для того, чтоб сидеть верхом на собаке, изображала сурового тренера и давала команды:

— Прыгай!

Глюк резво скакнул через подставленную палочку. Я кубарем скатилась с него, врезавшись лбом в ножку стола. Того самого, на котором стояла коробка. Грохот в голове и звон падающих игрушек прозвучали удивительно синхронно. Но и то, и другое заглушил истошный вопль сестры, которая машинально отскочила в сторону, опасаясь осколков, но зато свалила на себя ёлку.

От родителей досталось обоим. В смысле, Ксанке с Глюком, как самым старшим и сознательным. Меня в тот раз пожалели. Решили, что столкновения со столом было достаточно.

Вот так я получила своё первое сотрясение мозга.

…Ксанкин вопль повторился, на этот раз в реальности. Я вздрогнула, разлепляя глаза. Девушка лежала на полу и… нет, уже не кричала. Скорее, надрывно скулила на одной ноте, царапая пальцами каменную кладку.

Чем глубже зарываешься в чужие мысли — тем мощнее откат. А я показала сестре самые дальние уголки, давным — давно скрытые под толстым слоем пыли и паутины. И в голове у неё взорвалась информационная бомба. Даже две, потому что под натиском общих детских воспоминаний, её собственная память наконец‑то заработала на полную катушку. Не самый приятный метод лечения амнезии. И крайне болезненный. Но другого способа выжить я не видела.

Эльф наблюдал за мучениями девушки совершенно спокойно, даже несколько лениво. Он наверняка предполагал, что я буду сопротивляться, и поэтому ничуть не удивился результату.

С другой стороны, если бы я действительно сопротивлялась, то выглядела бы сейчас не лучше Ксанки. Так что я старательно перетерпела желание обнять и успокоить сестру и со стоном привалилась к стене. Даже притворяться особо не пришлось, чувствовала я себя и правда паршиво. И если к физической паршивости можно было хоть как‑то притерпеться, то моральная боль терзала всё сильнее. Последние несколько лет я так старательно бегала от прошлого, что почти поверила в его отсутствие. Моей семьёй стал Хозяин, родиной — Предония, а желание вернуться домой посещало всё реже и реже.