Тропы вечных тем: проза поэта

С виду жизнь поправлялась, да не совсем. Иван вернулся из Сибири мрачнее тучи. Он не стал его расспрашивать. Потом из тёмной Чечни пришла тревожная весть: его младший сын тяжело ранен и лежит где-то в голой степи, в драной палатке под красным крестом.

Родина по-прежнему изнемогала. И всё-таки самое страшно было впереди… Жаль детей и внуков, жаль. Эта жалость — единственное наше оправдание. В каждом храме горели свечи.

Господи! Спаси Россию для рода человеческого! Фью-фью…

1995, 1996

НИКОЛАЙ И МАРИЯ Рассказ

Человек не ведает, как совершаются судьбы Господни. Даже самое проницательное сердце, особенно женское, может только догадываться об этом.

В предутренние сумерки поезд остановился, и на перрон спрыгнули двое дюжих парней в пятнистом. У одного на плече висел тощий рюкзак защитного цвета, а другой нёс в опущенной руке пышную красную розу в прозрачном целлофане. На малое время роза привлекла внимание станционного служителя. «У спецназа свои причуды», — хмыкнул он и отвернулся. Двое в пятнистом вышли на привокзальную площадь, где стояла серая машина, а в ней зевал водитель, Мишка-дергунец, свой человек.

— Как там, на горах? — спросил свой человек, вглядываясь в серые осунувшиеся лица.

— Там раки свистят, — ответили ему товарищи, садясь в машину.

— А у нас — выбитые зубы, — сплюнул всухую свой человек, машина дёрнулась и поехала.

Так молодые лейтенанты Николай Румянцев и Виктор Болдырев возвращались в свою часть после особого задания, о котором лучше было не вспоминать. У лейтенанта Румянцева до сих пор перекатывался шум в голове. А розу он вёз в подарок молодой жене: она просила достать ей что-нибудь красивое. Они проехали город, и путь дальше пошёл через посёлок, на противоположной окраине которого его Маша снимала у одинокой старушки половину дома: две смежные комнаты с отдельным входом. Они поженились год назад и жили дружно: чаща в чащу, душа в душу, несмотря на его внезапные служебные отлучки или, как она говорила, прогалы их семейного счастья.

— Стоп! — сказал он, завидев знакомую калитку. Машина ещё не остановилась, а он уже выпрыгнул из неё и побежал.

— Только на полчаса! — крикнул ему вслед его друг и завистник Виктор, но Николай отмахнулся на бегу розой в руке.

Товарищи по службе завидовали счастью лейтенанта Румянцева. Жена красавица, свежа, бела, лицо — вода, уста — огонь, в глазах — синь-порох, а голос грудной, звенит, поёт изглубока, а о чём поёт — Бог весть. Да и сам Николай — посвист молодецкий, с ясными голубыми глазами: взглянешь — запомнишь надолго, пройдёшь — стоят перед тобою, как небеса. Про них одна старушка брякнула в церкви, когда они венчались: «Святые глаза!» Невеста гордо промолчала: «Были святые, стали мои». Только командир подполковник Пепелюга хмурился, встречаясь с глазами подчинённого, и как-то заметил ему:

— Твои глаза не для спецназа, лейтенант. Такими глазами только на цветы глядеть, а не на грязь нашу.

— Зачем на цветы глядеть? — улыбнулся тогда лейтенант. — У меня есть Маша.

— Маша — хорошая женщина, — сказал подполковник, — береги её от скуки. Скучающая жена сама себе сатана.

На том разговор был окончен.

Посвист молодецкий толкнул знакомую калитку. Эх, лейтенант, везёт тебе! Молодая жена сама открыла дверь навстречу и, упругая, жаркая, холодная, кинулась ему на шею.

— Заждалась! — страстно прошептала она.

Он внёс её на руках в домашнее тепло. Только мягко упрекнул:

— Милая, да ты озябла! Пять утра! Сколько же ты простояла за дверью?

— Я знала, я слышала, что ты приедешь, и проснулась раньше.

Она уже сидела на постели и оттуда в бледных сумерках любовалась, как он раздевался.

— Это тебе! — он бросил ей розу.

— Ой! — укололась она, выронила розу и тихо засмеялась грудным воркованием.

— Маша, Маша! Молитва моя! — воскликнул он и ринулся вперёд, в сияющую глубь. Роза лежала рядом на полу и благоухала.

На этот раз что-то было не так. Но всё равно было хорошо. Когда они уже лежали рядом в блаженной пустоте и ещё не замечали времени, на улице раздался приглушённый рокот. Это водитель прогревал мотор. Николай поднял голову и вздохнул:

— Маша, мне пора. Служба. Но я скоро вернусь.

Она встала вместе с ним, подняла упавшую розу и стояла в белой ночной сорочке, босая, глядела, как он одевается. Глаза её сияли.

— Как я счастлива! — проговорила она, поглаживая розу.

Его счастье было молчаливо, он просто улыбался.

— Как я счастлива! — странно повторила она и глубоко вдохнула полный запах розы. — Так счастлива, что хочу умереть от твоей руки. Сию минуту! Ты слышишь меня? — сказала и топнула ногой.

Он бросил на неё быстрый взгляд.

— Я слышу тебя. Ты хочешь умереть от моей руки. Изволь! — быстрым движением выхватил из-за пазухи пистолет и выстрелил ей прямо в сердце. Глаза её страшно вспыхнули. Она упала, роняя розу рядом с собой. Он был недвижим. Глаза его мутнели. Но там, где она стояла, он всё ещё видел сияние от её лица. Потом оно пропало.