Несговорчивые Ястребы долго держались своей веры, не принимали заманчивых предложений, не боялись угроз. Когда род отлучили от Храма, никто не забил тревогу: тогда это казалось просто анекдотом. Шло время, но в браках, заключенных без благословения Дочерей, не рождались дети. Дочери рода одна за другой стали дарить бусины чужакам, и разве можно их в этом винить, если материнство – это предназначение женщины? Сыновьям рода все сложнее стало находить себе невест, и молодые воины, не женившись до Рубежа, начали уходить за Грань. Было что-то неправильное в этих смертях: нет, доказательств не было, и выглядело все так, будто воин сам выполнил ритуал, но какие-то мелочи царапали, тревожили, не давали поверить в это до конца. Один за другим приходили к главе рода воины, в семьях которых подрастали мальчики, просили освободить от клятвы роду и отпустить в чужой род, примаками под чужую руку. Так и не стало рода Серого Ястреба – еще пару десятков лет держались гордые воины, теряя влияние, земли и воинов в традиционных для того времени междоусобных войнах. О том, что случилось потом, говорят разное, но непременно шепотом. В истории Керимы этому посвящен один абзац: род Черного Медведя закончил агонию гордых Ястребов, и помогло им в этом чье-то предательство. Тогда-то и был созван первый Совет Старейшин, потому что справиться в одиночку с Храмом было не по силам ни одному роду. Нынешние Дочери Храма не слишком похожи на воинственных жриц времен колонизации, но и они многое могут, потому и танцуют вокруг друг друга Храм и Старейшины, ступая на цыпочках, выписывая невероятные пируэты, лишь бы не нарушить хрупкое равновесие.
Мысли снова пошли по кругу – что заставило осторожную бакычу-апа, дожившую до вставной челюсти и седых волос, нарушить все правила предсказательниц и позабыть о безопасности и здравом смысле? Говорить об угрозе от Храмовых Дочерей, да не в полумраке предсказательного салона, за крепкой дверью с ажурным слуховым оконцем, от которой ведет минимум три тайных хода на случай визита храмовниц, а посреди белого дня, на кишащей народом Ак-Тепе, было не просто опасно – самоубийственно. Пусть будет благосклонна к бабушке Праматерь, ибо Дочери ее не склонны к состраданию. Единственная причина, приходящая в голову, категорически мне не нравилась – видение у предсказательницы было настолько ярким и касалось не просто Сони, а чего-то более масштабного, что старуха не сумела справиться с собой. Это значило, что Соню надо отправлять с Керимы, и как можно скорей. Желудок, как всегда, откликнулся на неприятные мысли спазмом. Я нащупал блистер и понял, что таблетка в нем последняя, да и сам блистер выглядит весьма потрепанным. Уже очень давно я не беспокоился настолько, чтобы включалась психосоматика. Док Джер, заступая на должность врача десятки, обследовал меня с пристрастием, но и он был вынужден подтвердить, что дело не в моем организме, а в голове. Я сунул таблетку под язык – психосоматика психосоматикой, но когда у тебя крутит живот, думать становится сложно – и напомнил себе, что решать проблемы надо по мере их поступления. В ближайшие же два дня мне следовало сидеть ровно и ждать новостей от Сониного отца.