Троцкий

Социализм неминуемо должен будет перегнать капитализм во всех областях, писала левая оппозиция в нелегально распространявшемся ею в марте 1927г. документе. «Чем выше поднимем жизненный уровень рабочих и крестьян, тем вернее ускорим пролетарскую революцию в Европе, тем скорее эта революция обогатит нас мировой техникой, тем вернее и полнее пойдет наше социалистическое строительство, как часть европейского и мирового. Если же нам не удастся превзойти в нашей отсталой стране передовые капиталистические страны по уровню развития экономики, то тогда надо будет сказать, что мы ошиблись в оценке всей эпохи, как эпохи капиталистического загнивания; тогда Советская республика оказалась бы вторым после Коммуны опытом диктатуры пролетариата, более широким и плодотворным, но только опытом. Однако оснований для такой решительной переоценки всей нашей эпохи и смысла Октябрьской революции, как звена международной, утверждает Троцкий, нет! Завершая в большей или в меньшей степени свой восстановительный период (после войны) капиталистические страны восстанавливают притом в несравненно более остром, чем до войны, виде, все свои старые противоречия, внутренние и международные. Это и есть основа пролетарской революции».

Вслед за отказом от идеи черепашьего темпа пришлось отказаться и от связанной с нею идеи врастания кулака в социализм. Административный разгром кулачества дал, однако, теории социализма в отдельной стране, отмечает Троцкий, новое питание: раз классы «в основном» уничтожены, значит, социализм «в основном» осуществлен (1931г.).

Завоевав независимость от пролетариата собственной страны, бюрократия не может признать зависимость СССР от мирового пролетариата. Чем дольше СССР остается в капиталистическом окружении, тем глубже заходит процесс перерождения общественных тканей. Дальнейшая изолированность должна была бы неминуемо завершиться не национальным коммунизмом, а реставрацией капитализма. Если бюрократии пришлось в борьбе за плановое хозяйство раскулачивать кулака, то рабочему классу придется в борьбе за социализм разбюрократить бюрократию. На могиле ее он начертает эпитафию: «Здесь покоится теория социализма в отдельной стране».

Наша работа, отмечает Троцкий, может породить сомнения и вызвать недоверие – не к революции, а к ее узурпаторам. Но именно эту цель мы себе и ставим. Двигателем прогресса является правда, а не ложь.

В этом последнем абзаце своей книги «Преданная революция» Троцкий изложил, на мой взгляд, ее квинтэссенцию.

В 1938 Троцкий провозгласил создание Четвёртого интернационала, наследники которого существуют и до сих пор.

Рано утром 20 августа 1940 года агент НКВД  Рамон Меркадер, проникший ранее в окружение Троцкого как убеждённый его приверженец, пришёл к Троцкому, чтобы показать свою рукопись. Троцкий сел её читать, и в это время Меркадер нанёс ему удар по голове ледорубом, который пронёс под плащом. Удар был нанесён сзади и сверху по сидящему Троцкому. Рана достигала 7 сантиметров в глубину, но Троцкий после полученной раны прожил ещё почти сутки и 21 августа умер. После кремации был похоронен во дворе его дома в Койоакане, предместье столицы Мексики Мехико.

24 августа газета «Правда» публикует некролог «Бесславная смерть Троцкого» за авторством Сталина. Советская власть публично отвергла свою причастность к убийству. Убийца был приговорён мексиканским судом к двадцатилетнему тюремному заключению. В 1960 г. освободившемуся из мест заключения и приехавшему в СССР Рамону Меркадеру было присвоено звание Героя Советского Союза  с вручением ордена Ленина. Коррумпированная номенклатура КПСС во главе с наследником Сталина Хрущевым отблагодарила убийцу Троцкого за то, что он избавил ее от опасного врага, выступавшего за политическую революцию в СССР с целью ликвидации господства бюрократического аппарата и возвращения страны на ленинский путь строительства социализма. Возврата тоталитарного СССР на ленинский путь строительства социализма в конечном итоге не произошло, а поэтому страна закономерно распалась в 1991г.

Из завещания Троцкого (конец февраля 1940г.)

"... Сорок три года своей сознательной жизни я оставался революционером; из них сорок два года я боролся под знаменем марксизма. Если б мне пришлось начать сначала, я постарался бы, разумеется, избежать тех или других ошибок, но общее направление моей жизни осталось бы неизменным. Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом и, следовательно, непримиримым атеистом. Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности.