Троцкий. «Демон революции»

Защитники коммунистической идеи, каковым долгие годы был и я сам, не хотят осознать, что важнее искать, понимать и следовать ценностям непреходящего, общечеловеческого значения, нежели идеалам, окрашенным в «классовые цвета». Классовое миросозерцание способно рождать новое социальное неравенство, но более страшное, ведущее к тоталитарности. И в этом смысле социалистическая идея, если понимать ее как стремление к социальной справедливости , никогда не умрет, никогда не исчезнет и будет иметь исторические шансы. Еще нигде не удалось реализовать эту идею (мы не можем считать, что сталинский «бюрократический абсолютизм» был социализмом), хотя это вовсе не означает, что в условиях демократии и приверженности гуманизму она когда-нибудь не сможет быть реализована. Но только не на идеологической основе! И вообще: давно пора прекратить разговоры о социализме и капитализме. Цивилизованное и демократическое общество не нуждается в идеологических ярлыках.

Троцкий был, повторюсь еще раз, пленником коммунистической идеи. Слова, написанные революционером 27 февраля 1940 года в его завещании, не являются данью ритуалу: «Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности». Каковы последствия этого «плена»? Почему слепое, фанатичное следование идее ведет к поражению? В чем это выразилось у Троцкого?

Прежде всего Троцкий признавал только социальную революцию и презирал реформизм. Он никогда не сомневался в истинности ленинских слов: «Переход государственной власти из рук одного в руки другого класса есть первый, главный, основной признак революции как в строго научном, так и в практически-политическом значении этого понятия»{4}. Историческая ущербность этого определения заключается в том, что здесь речь идет о господстве класса, а не народа. А на путях господства одного класса над другими справедливости достичь нельзя. Время революций истекает, хотя, видимо, они еще останутся в жизни общества, особенно находящегося на низком уровне социально-экономического развития. На пороге нового тысячелетия становится очевидным, что с помощью социальной реформы можно добиться неизмеримо большего. Да и сами революции конца XX века все больше трансформируются в сторону ненасильственных реформ, что дает основание журналистам именовать их «нежными», «бархатными» и т.д. В идеологии большевизма эта эволюция отвергалась с порога. Троцкий был одним из наиболее последовательных сторонников «традиционного», насильственного решения мировых проблем. Незадолго до своей гибели он по-прежнему утверждает: «Единственным достойным путем развития человечества является путь социалистической революции»{5}. Да, до конца своих дней он был в плену Идеи. Но этот плен был его свободой… Он сам выбрал эту дорогу.

Идеологический плен, в котором находился Троцкий и другие большевистские лидеры, связан с абсолютизацией роли насилия, милитаризма, вооруженных сил. Конечно, можно говорить, что революции прошлого всегда кровавы. Большевики нередко были вынуждены отвечать силой на вызовы контрреволюционных сил. Постановлению СНК «О красном терроре», принятому 5 сентября 1918 года, сопутствовал целый ряд террористических актов против видных деятелей партии большевиков. Насилие было возведено в страшную норму, обязательный атрибут советской жизни. Даже производство уже не мыслилось без насилия.

В своем проекте тезисов к IX съезду партии «Очередные задачи хозяйственного строительства» Троцкий пишет, что необходима «планомерная, систематическая, настойчивая и суровая борьба с трудовым дезертирством, в частности – путем публикования штрафных дезертирских списков, создания из дезертиров штрафных рабочих команд и, наконец, заключения их в концентрационный лагерь»{6}. То, что нам оправдать трудно, но можно понять, со временем превратится в обычный «метод социалистического строительства». Вот что докладывал Л.П. Берии о лагерных делах министр внутренних дел С.Н. Круглов в марте 1947 года: «Потребность строек во втором квартале – дополнительно 400 тысяч человек. Необходимо выделить Дальстрою – 50 тысяч человек, БАМу – 60 тысяч, спецстрою – 50 тысяч, лесным лагерям – 50 тысяч, Воркуте – Ухте – Норильску – 40 тысяч и на покрытие убыли [36] – 100 тысяч человек. Прошу дополнительных обязательств по поставке рабочей силы на МВД СССР в ближайшее время не возлагать»{7}. Несмотря на потрясающие масштабы и размах репрессий, «рабов» не хватало. Такова логика насилия: от милитаризации труда, «штрафных рабочих команд» к индустрии ГУЛАГа.