Троцкий, Сталин, коммунизм

В добавлении к письму прозвучало знаменитое указание Ленина относительно Сталина: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.»^[88]. Необходимо отметить, что если бы Ленин, как уверяют многие троцкисты, действительно считал Сталина угрозой для партии, то он, без сомнения, так и написал бы, прямо указав немедленно лишить Сталина занимаемого поста, и назвал бы того, кто должен занять место Сталина. Формулировка же Ленина весьма осторожна и свидетельствует о том, что, имея к Сталину претензии, вождь большевиков не видел ему адекватной замены.

Впрочем, все написанное Лениным в данном письме не возымело никакого эффекта. Уже в последние месяцы его жизни, в условиях неучастия Ленина в работе партии, начинается борьба между руководителями РКП(б), приведшая в конечном итоге к гибели почти всех упомянутых в «Завещании», кроме победителя – И.В. Сталина. Справедливости ради, политика «криминализации» любой критики руководства была начата будущим оппозиционером Г. Зиновьевым, объявившим на XII съезде РКП(б) в 1923 году, что таковая критика, в том числе слева, в любом случае объективно является меньшевистской^[89].

Тогда же, в период болезни Ленина, в борьбе против ультралевых впервые начали систематически применяться репрессии – арестовывались члены «Рабочей группы» и «Рабочей правды», призывавшие советских рабочих к забастовкам^[90]. Ранее фракционерам, если они ограничивались только действиями в рамках партии, грозило максимум исключение из нее. Репрессировались лишь группы, подобные РКСП, прямо противопоставлявшие себя РКП(б), и таких эпизодов было совсем немного. Разгром же ультралевых в 1923 году позже стал прецедентом, на который ссылалось сталинское большинство партии, начавшее репрессии против сторонников «Объединенной оппозиции», когда любая критика политики руководства в рамках партийной программы де-факто стала считаться не просто «оппортунизмом», но и преступлением. В октябре 1927 года, на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), Сталин вспомнил о «леваках» именно с целью обосновать преследования оппозиционеров:

«Говорят об арестах исключенных из партии дезорганизаторов, ведущих антисоветскую работу. Да, мы их арестовываем и будем арестовывать, если они не перестанут подкапываться под партию и Советскую власть. (Голоса: “Правильно! Правильно!”)

Говорят, что история нашей партии не знает таких примеров. Это неправда. А группа Мясникова? А группа “Рабочей правды”? Кому не известно, что члены этих групп арестовывались при прямой поддержке со стороны Зиновьева, Троцкого и Каменева? Почему можно было арестовывать исключенных из партии дезорганизаторов года три-четыре тому назад, а теперь нельзя этого делать, когда некоторые бывшие члены троцкистской оппозиции доходят до прямой смычки с контрреволюционерами?»^[91]

Прежний относительно демократический курс Ленина на недопустимость репрессий против инакомыслящих партийцев^[92] не удержался с отходом Ленина от работы и в силу объективной ситуации в стране и партии. Историк Б. Колоницкий в своей статье «Красные против красных» пишет:

«…удивительная способность Красной армии заключать военно-политические союзы и инкорпорировать – хотя бы на время – части и соединения былых противников становилась важным источником силы красных.

Правда, это же обстоятельство очень существенно повлияло на формирование советского политического сознания. Гражданская война показала, что сегодняшний союзник может оказаться завтра врагом, восхваляемый пропагандой красный герой легко превращается в противника. Советские активисты, обличающие влияние “буржуазии”, могут под красным флагом поднять мятеж против новой государственности: революционная символика и риторика, получившие в новой России официальный статус, легко могли быть использованы для политической мобилизации при организации протестных акций»^[93].