Это было Временное правительство, состоявшее из членов бывшего парламента — Думы, и Советы рабочих и крестьянских депутатов, состоявшие из левых разных направлений — из интеллигенции и членов рабочих и крестьянских организаций.
Формально Временное правительство и являлось собственно правительством; вначале предполагалось, что Советы должны только наблюдать за его деятельностью. Но по сути именно Советы обладали всей властью, которой должно обладать любое правительство. Поскольку они представляли все организации рабочего класса и крестьянства, то без их разрешения нельзя было ни сесть в поезд, ни послать телеграмму, ни распределять хлеб, ни пошить пару сапог, ни отдать приказ солдатам.
Режим этот по сути был двоевластием, которому предстояло существовать после переворота почти восемь месяцев.
За эту парадоксальную ситуацию, при которой верховная власть — Временное правительство — была бессильна, а подчиненные ей Советы контролировали всю практическую деятельность, но не являлись властью, была ответственна Теория Социализма.
Для марксистов свержение царизма означало лишь начало революции. В самом деле, с марксистской точки зрения тот факт, что царизм пал сам по себе, а не в результате сознательных политических выступлений, казалось, подтверждал марксистскую схему; внеличностные социально-экономические силы сами о себе заявили.
И все же основное положение марксизма, примененное к нынешнему состоянию России, казалось, обнаруживало некий дефект: трудно было объяснить, почему революция произошла не в Берлине, Манчестере, Париже или Детройте, как того следовало ожидать, а в Петрограде — столице отсталой аграрной страны.
Этот факт поставил перед марксистскими лидерами в Советах особую проблему. Марксистские лидеры были признанными вождями организаций рабочего класса и крестьянства, представленных в Советах, без согласия которых в течение нескольких месяцев после свержения царизма нельзя было осуществить самые элементарные административные мероприятия.
И тем не менее Советы не решались взять власть в свои руки, т. е. не решались объявить о своей реальной власти, а, в конце концов, политическая власть становится ею именно тогда, когда она признает себя таковой.
Дело заключалось в том, что из-за марксистской ориентации Советов их вожди были парализованы: если Россия согласно марксистским критериям созрела только для буржуазной революции, то как могла социалистическая партия взять власть? И с какой целью?
Ведь при том, что невероятно быстрый крах царизма странным образом произошел без участия народных масс, еще меньшим (если это только можно себе представить) было участие в этом процессе центристских организаций. Все, что буржуазия сделала — это признала свержение царя и провела несколько социально-экономических реформ, нисколько не изменивших классовую структуру страны.
Основным немедленным результатом свержения царизма было немедленное создание демократического общества. В мгновение ока Россия стала замечательно свободной страной — появилась свобода слова, печати, собраний, возникло демократическое представительство. Подполье исчезло: русские революционеры всех оттенков открыто вступили в свободное соревнование со своими соперниками. Марксисты тоже признали принцип демократической выборности; они боролись за влияние, власть и голоса с представителями всех других направлений. Разумеется, марксистская партия и в большевистской и в меньшевистской фракциях сохраняла, так сказать, свою административную структуру, но перед остальным обществом она прикрывалась демократической личиной.
Это и было достижение, составлявшее сущность буржуазной революции; и этого первого важного следствия свержения династии Романовых оказалось для марксистов достаточно, чтобы они увидели в нем ликвидацию феодально-монархического строя и предвосхищение новой эры.
И поскольку с этой точки зрения отсталость России была помехой для дальнейшей социалистической революции, то социалистическая партия могла бы только скомпрометировать себя в глазах своих последователей, если бы она захватила власть, чтобы защищать то, что согласно определению — было только буржуазной революцией. Короче, все, что честная социалистическая партия могла сделать — это наблюдать за буржуазным правительством, чтобы убедиться, что оно не отклоняется в своей деятельности от марксистских предписаний.
К началу мая, когда Троцкий появился в Петрограде, эта теория уже дышала на ладан.
Троцкий и Наталья приехали в Петроград без копейки денег. Наталья начала искать жилье, а Троцкий поспешил в Смольный монастырь, где до революции помещался Институт благородных девиц, ныне превращенный в штаб-квартиру Советов.
Советы приветствовали Троцкого восторженно, несмотря на холодный прием, оказанный ему руководством; в Смольном Троцкому выделили целый этаж.