Но песнями любви далеко не исчерпывается могучий талант великого миннезингера. Он слагал песни во славу Бога и Богоматери, он высказывал в своих произведениях глубокие мысли о скоротечности и тленности всего земного, об обязанностях и достоинстве императора, о правде и неправде папства по отношению к императору. Вальтер фон дер Фогельвейде — первый, а может быть, и величайший из политических певцов Германии. Политическая песнь употреблялась до него только случайно, только по поводу отдельных исключительных событий, а он развил ее до высшей степени.
1198 год, с которого началась скитальческая жизнь нашего поэта, был поворотным годом в истории Германии. В последние годы царствования Фридриха Барбароссы и в правление его преемника Генриха VI Германия наслаждалась внутренним миром. Со смертью Генриха VI в 1197 году этот мир был нарушен, и снова наступила тяжелая эпоха междоусобий. Фридрих, трехлетний сын Генриха, остался королем обеих Сицилий под опекой папы. Князья Германии признали его наследником императорского престола еще при жизни отца. Но могущественнейший из средневековых пап Иннокентий III, опасаясь усиления власти Гогенштауфенов в Италии, не желал соединения двух корон — Священной Римской империи и Сицилийского королевства — в руках одного правителя. В дело вмешался дядя маленького Фридриха — Филипп Швабский, поначалу он было радел в пользу племянника, но потом стал сам домогаться императорской короны. Папа воспротивился и этому. Тем временем архиепископ Кельнский и другие, большей частью духовные, князья снарядили посольство к Оттону Брауншвейгскому с предложением, чтобы он возложил корону на себя. Отношения между двумя сильными немецкими князьями накалились. Папа принялся вовсю раздувать эту гибельную для Германии вражду — она была ему на руку.
Волнение, поднявшееся под влиянием этих событий в Германии, нашло себе отражение в поэзии Вальтера фон дер Фогельвейде. Обратимся к его собственным словам.
«Сидел я на камне, — пел наш миннезингер, — заложил ногу на ногу, на них утвердил свой локоть и приковал к руке свой подбородок и щеку; меня тревожили беспокойные думы о том, как следовало бы людям жить на свете. И я не мог найти в себе никакого решительного ответа на такой вопрос: каким образом возможно обладать тремя предметами так, чтобы ни один из них не пострадал при этом? Из двух предметов, Чести и Богатства, один вредит другому; третий предмет, Милость Божия, неизмеримо ценнее двух упомянутых; я бы очень желал поместить их все три в один ящик. Увы, никак нельзя достигнуть того, чтобы в одном и том же сердце уместились и Богатство, и Честь, а к тому же и Милость Божия…
Я слышал, как в Риме лгут и обманывают двух государей. Из-за этого поднялась величайшая ссора, которая когда-либо была на свете, да вряд ли когда и будет; наступила беда, ужаснейшая из всех бед… Я слышал, как в далекой обители раздавались громкие жалобы: это плакал отшельник и жаловался Господу на свое горькое страдание: «Горе нам, папа чересчур молод; помоги, Боже, христианскому миру!»[133]
Я слышал, как шумят воды, как плавают рыбы; я видел все, что есть в мире: лес, поля, древесные листья, тростник и траву. Я видел все, что ползает, летает или ходит по земле, и я могу сказать вам: никакое из живых существ не живет без вражды — и дикие звери, и пресмыкающиеся, и птицы ссорятся между собой, но все же их жизнь устроена, ибо у них есть и государи, и право, и господа, и рабы.
Горе тебе, немецкий народ! Есть ли порядок у тебя? Даже у комаров есть свой король!.. Филипп, возложи на себя осиротелую корону и прикажи людям следовать за собой!»
Из последних слов Фогельвейде мы видим, что он стоял на стороне Филиппа. Приглашение возложить на себя корону, обращенное к Филиппу, становится понятным, если иметь в виду то обстоятельство, что древние императорские регалии находились в именно в руках Филиппа. И действительно, Филипп короновался императорской короной в Майнце в сентябре 1198 года, несмотря на то что соперник его Оттон IV короновался в Ахене за три месяца до этого. Впрочем, то, что регалии, употребленные при короновании Оттона, не были настоящими древними регалиями, тогда как Филипп короновался древней короной, имело в глазах современников этих событий особенную цену. По этому поводу наш поэт сложил следующую песнь: