Trubicin_E._Chetvertyiyi_Kontrol_

Сейчас сновидение стало гораздо реалистичнее и свободно могло соперничать с миром повседневности. Я осмотрелся. Все было ярким и четким, волнующим и почти мистическим. Дотронувшись до обоев, я отчетливо ощутил их шероховатую фактуру. Предметы по-обыкновению мерцали, подрагивали и иногда видоизменялись. Но все равно меня не покидало тревожное чувство, что здесь что-то не так. Я решил двинуться дальше, но ощутил, что каждое движение дается мне с большим трудом, будто я перемещаюсь в слое воды. Я прикладывал ощутимые усилия, чтобы сделать хотя бы шаг. Раз за разом мне становилось все легче контролировать тело сновидения, а через несколько минут я уже двигался как в действительности: легко и свободно. Я испытывал небывалый восторг от простого созерцания и ощущений. Как-то незаметно дошел до кухни. На ней тихо шептались мои родители. Едва я к ним приблизился, как отец резко развернулся и принялся на меня кричать. Я ни на шутку испугался и стал проваливаться в сон, становясь послушной марионеткой разворачивающихся событий. Я так бы и заснул, продолжая участвовать в этой неприятной для личности постановке, если бы не вспомнил о себе.

Здесь то все и изменилось. Мои мысли остановились. Былое отождествление с эмоциями предстало во всей красе. Осознанный сон никогда не был по-настоящему осознанным. Ведь я подчинялся своей личности, мыслям, желаниям. Да, я научился управлять своим сном. Научился строить целые миры, подчинять себе различных жителей страны сновидений. Я мог вызывать любого человека, мог перемещаться в любую точку земли и не только. Но кто управлял мной, откуда рождались эти желания? Осознавал ли я себя в осознанном сне?

Погруженный в чистый эгоизм, не сдерживаемый страхом и моральными принципами, я как и многие другие удовлетворял лишь жажду ощущений. Жажду, которая не может быть удовлетворенной. Но сейчас все изменилось. Началось с того, что было замечено отождествление. А через мгновение «мое я» отделилось, освободив пространство фона-сознания. Я не был пространством и не был сознанием. Не было никакого «я». Мысли, возникающие из тишины, туда же и возвращались. Не требовалось никаких усилий. Не было того, кто бы прикладывал усилия. Внимание оставалось устойчивым.

Было необходимо лишь раз действительно осознать это, пережить во всей полноте. Почувствовать отсутствие какого-либо стабильного «я». Никто не называет, не желает и не думает. Мысли, эмоции, ощущения – они просто появляются и исчезают. Накатывают как морские волны, переливаясь в лучах заходящего солнца. Ритм иллюзорной личности, существующей в просветах присутствия.

Персонаж сна стоял на кухне, рядом были его родители, все происходило на фоне тихой, спокойной радости. Они говорили. Но теперь парень из сна не реагировал. Он только с улыбкой наблюдал. Он не желал ничего менять. Он ничего не хотел. Он не стремился продержаться в осознанном сновидении дольше, чем раньше. Он просто был и одновременно небыл, соединенный навек с тишиной. С радостной, живущей пустотой.

23. Вторая половина

Годы продолжали свой неспешный ход, а «я» был захвачен практиками седьмого контроля. В поисках «высшего Я» были прочитаны десятки книг. Иногда единство с потоком достигалось легко, без усилий (частенько оно ожидало после пробуждения от ночного сна), а иногда (эти дни были самыми тяжелыми) оно куда-то исчезало и складывалось впечатление, что правильный путь был утерян безвозвратно. Осознанность в те годы сопровождала меня постоянно, но возникло новое понимание, что одной осознанности явно недостаточно для раскрытия своего полного потенциала. Отождествление и неотождествление перестали иметь какое-либо значение. Эмоции существовали словно отдельно от какого-то внутреннего, не затронутого внешним миром, человека, а негативных переживаний стало в разы меньше. Как и Марат в его рассказе, я ощущал себя словно в коконе человеческого тела. Притом во мне жило словно два различных существа – (подобное переживание случалось и много лет назад, под воздействием практик Старика) внешнее и внутреннее. Внешнее могло чего-то желать, стремиться к каким-то целям, переживать и даже тихо страдать (что, впрочем, случалось весьма редко и зависело в основном от нестерпимой хронической боли, которой я был подвержен в те годы). Внутреннее же просто все фиксировало, вмещало, наблюдало, оно заключало в себе внешнее, как небо заключает облака и птиц. Оно было несравнимо больше и казалось не имело какой-либо определенной формы. Конечно, же, оно обладало гораздо большей силой и при необходимости (что тоже происходило лишь изредка) управляло внешним. Это управление было необходимо когда «внешний человек», забываясь причинял страдания себе или другим, когда совершал явные глупости или ставил свое существование под угрозу.