Трубка Шерлока Холмса

– Да, конечно! – пробормотал Холмс. – Но, пожалуйста, давайте вернемся к нашей теме, Бэджер. Что случилось после того, как мисс Бадд возвратилась из пивной «Корона»?

– Она вдруг как закричит – прямо мороз по коже, сэр! А когда я пошел посмотреть, чт́о там стряслось, мадемуазель лежала головой на туалетном столике мертвая.

– Насколько я понимаю, вы с мисс Бадд обыскали комнату?

– Да, сэр.

– Но никого не нашли?

– Нет. И я до сих пор ломаю голову. Тот, кто это сделал, прямо-таки растворился в воздухе! Ведь он не выходил из двери гримерной – я точно знаю, – а в комнате его тоже не было. Тогда где же он был? Вот что мне бы хотелось знать.

– Вопрос по существу, – согласился Холмс. – И я приложу все усилия, чтобы на него ответить. А теперь поговорим о самой мадемуазель Россиньоль. Она француженка, не так ли?

– Француженка? – Бэджер презрительно фыркнул. – Да в ней ровным счетом нет ничего французского – разве что духи, которым она обрызгивает себя с головы до ног. Урожденная Лиззи Биггс – вот кто она такая. Родом из Бермондси. А уж гонору! Фу-ты ну-ты! Таких, как я, и за людей не считала. А чем это ей было так уж гордиться? Я ее знал, сэр, как облупленную. Из моей маленькой каморки мне все видать.

И он весьма многозначительно подмигнул, недвусмысленно намекая на некоторые весьма прозрачные обстоятельства.

Мне было больно сидеть там и молча слушать, как этот несносный Бэджер развенчивает мадемуазель Россиньоль, не оставляя камня на камне от ее женского достоинства.

Холмс подошел к этой деликатной теме с осторожностью.

– Как я понимаю, Бэджер, – сказал он, – вы имеете в виду джентльменов, которые пользовались ее расположением?

– Коли вы желаете так выразиться, сэр. Но я бы вряд ли употребил слово «джентльмены».

– Между прочим, не входил ли в это число кто-нибудь из тех артистов, что выступали сегодня?

– Вы лучше спросите, кто туда не входил. Она развлекалась со всеми по очереди.

– Со всеми?! – вскричал я, не в силах больше молчать.

Бэджер многозначительно взглянул в мою сторону:

– С каждым из них, сэр. Ни одного не пропустила, если вы меня понимаете.

– Спасибо, Бэджер, – остановил его Холмс. – Думаю, мы с доктором Уотсоном слышали достаточно.

Когда Бэджер дотронулся до своей шапки и, шаркая, вышел из комнаты, а Холмс посмотрел на меня с обеспокоенным видом:

– Мне так жаль, старина. Эти откровенные высказывания, определенно, вас расстроили. Всегда неприятно обнаружить, что ваш кумир недостоин восхищения.

Меня глубоко тронули его слова. Хотя временами Холмс бывал эгоистичным и невнимательным, именно в такие минуты, когда он проявлял доброту и заботу, я понимал, какой у меня верный друг.

Мне помешало ответить прибытие записки от мистера Мерривика, сообщавшей, что в эту минуту в здание входит инспектор Скотленд-Ярда со своими помощниками. Я испытывал глубокую признательность к тому, кто нас прервал: на сердце было до того тяжело, что я не мог говорить.

К тому времени, как мы вышли из кабинета администратора и добрались до помещения за кулисами, пять офицеров полиции в форме уже сняли мокрые плащи-накидки. Один из них, низенький худой человек в штатском, который, по-видимому, был главным, стоял к нам спиной, поглощенный беседой с мистером Мерривиком.

– Лестрейд! – воскликнул Холмс, шагнув к нему.

При этом возгласе человек повернулся к нам, и я узнал изжелта-бледное лицо инспектора, которого впервые встретил во время расследования убийств Еноха Дж. Дреббера и его личного секретаря Джозефа Стэнджерсона[18].

По выражению лица Лестрейда было ясно, что он не ожидал нас здесь встретить и наше присутствие его не обрадовало.

– Вы, мистер Холмс! – воскликнул он. – И доктор Уотсон! Могу я спросить, что вы здесь делаете?

– Мы были среди зрителей, когда произошло убийство. Администрация пригласила нас расследовать это дело, – жизнерадостно пояснил Холмс. – Вы прибыли как раз вовремя, инспектор. Что касается нас с доктором Уотсоном, то дело раскрыто. Вам остается только арестовать убийцу. Несомненно, вы выполните эту задачу с вашим обычным хладнокровием.

Инспектор был изумлен не меньше меня.

– Раскрыто?! – воскликнул я. – Но, Холмс, я не понимаю. Что за улики, указывающие на личность убийцы, мы с вами обнаружили?

– Факты, мой дорогой Уотсон. На чем же еще может основываться успешное расследование?

Лестрейд, на лице которого было написано недоверие и подозрение, вмешался в наш разговор:

– Все это очень хорошо, но мне нужно знать, какие факты вы имеете в виду, мистер Холмс. Я же не могу арестовывать подозреваемых просто по вашей рекомендации, не зная всех улик и не составив о них своего мнения. Может быть, вы ошибаетесь.

Холмс, самоуверенность которого порой могла взбесить, улыбнулся, ничуть не обескураженный скептическим высказыванием Лестрейда.