Трубка Шерлока Холмса

– Леди и джентльмены, – сказал он, – в мои намерения не входит долго вас задерживать. После того как я внимательно изучил все улики, мой долг – арестовать убийцу мадемуазель Россиньоль. Этот человек… – Тут Лестрейд сделал паузу, взглянув на программку, словно хотел удостовериться, что не ошибся. – Вигор, Хаммерсмитское Чудо.

Несколько минут царило недоверчивое молчание, затем раздалось шарканье ног: те, кто стоял ближе всего к негодяю, поспешно отодвинулись от него. Он остался в одиночестве в центре сцены.

Вигор сбросил халат и стоял в одном трико из леопардовой шкуры. Это был подходящий наряд, так как было что-то от леопарда в сильном гибком теле, в играющих под кожей мышцах и яростно сверкавших глазах. Он отступил от нас, пригнувшись, как большая кошка, загнанная в угол.

Прежде чем кто-нибудь успел выкрикнуть предостережение, Вигор помчался прыжками – но не в кулисы, где стояли на страже дюжие полицейские констебли, а прямо на Холмса, Лестрейда и меня, на край сцены перед опущенным занавесом.

Только присутствие духа, которое обнаружил Холмс, помешало Вигору проскочить мимо нас в темный зрительный зал. Когда он бросился вперед, мой друг схватился за марлевый занавес и, потянув вниз, набросил его, как сеть, на летящую фигуру.

Я воздержусь от того, чтобы воспроизводить здесь все те грязные ругательства и проклятия, которые изрыгало Хаммерсмитское Чудо, прежде чем констебли совладали с ним и увели в наручниках. Достаточно сказать, что репутация Французского Соловья была подвергнута самым резким нападкам и у тех, кто явился свидетелем этой сцены, не осталось ни малейшего сомнения относительно ее безнравственности.

Даже Лестрейд, постоянно соприкасавшийся с криминальной средой, был шокирован этой вспышкой ярости.

– Совершенно неуместные откровения, должен сказать, – заметил он неодобрительно, когда мы уходили со сцены. – Возможно, она была не леди, но это не извиняет такой грязной брани.

– Во всяком случае, преступник у вас в руках, – заметил мой друг.

– Благодаря вам, мистер Холмс. Но мне до сих пор неясно, – продолжал Лестрейд, остановившись у служебного входа, – где, черт побери, спрятался Вигор в той гримерной. Если верить Бэджеру и мисс Бадд, они искали повсюду, даже под туалетным столиком.

– Но не под табуретом, – ответил Холмс. – Не забывайте, что Вигор – «человек-змея». Он обладает невероятной гибкостью и способен придавать своему телу самые неестественные позы. Как только мисс Бадд отправилась за портером в «Корону» и мадемуазель Россиньоль осталась одна, он бесшумно вышел из-за ширмы, где прятался, и подкрался к ней сзади, подобрав валявшийся на полу чулок. Поскольку в эту минуту мадемуазель Россиньоль была занята тем, что снимала второй чулок, она не заметила его приближения.

Возможно, вы помните, Лестрейд, мое замечание относительно того, что не требуется богатого воображения, чтобы даже такой закоренелый холостяк, как я, представил себе эту сцену. Что делает женщина, когда ей нужно снять чулки? Ответ очевиден. Она поднимает юбки, чтобы было удобнее это сделать. Но юбки мадемуазель Россиньоль не были в беспорядке. Напротив, их очень тщательно расправили поверх краев табурета.

Сразу возникает вопрос «почему», на который есть лишь один ответ. Это было сделано, чтобы убийца смог спрятаться, причем в таком месте, где его не станут искать. Даже при самых усердных поисках вряд ли кто-то посмел бы потревожить тело мадемуазель Россиньоль и заглянуть ей под юбки.

Второй вопрос логически вытекает из первого. Кто был способен втиснуться в такое тесное пространство? Ответ также очевиден: Вигор, Хаммерсмитское Чудо, единственный «человек-змея» в сегодняшнем представлении.

Вигор прятался под табуретом, пока Бэджер и мисс Бадд не отправились за администратором. Как только они ушли, он выбрался наружу и, незамеченный, выскользнул из гримерной.

Что касается мотива, думаю, вряд ли есть необходимость его объяснять. Проклятия Вигора в адрес мадемуазель Россиньоль не оставляют сомнений, что она недавно отказала ему в своей благосклонности и даровала ее Миро, Излингтонскому Диву, дрессировщику тюленей.

Лестрейд, восхищенный и кроткий, тепло пожал руку моему старому другу:

– Благодарю вас, мистер Холмс. Должен признаться, я какое-то время сомневался, что вы действительно разгадали эту тайну. Вы и доктор Уотсон уже ух́одите, не так ли? В таком случае всего доброго вам обоим! Мне придется здесь остаться и позаботиться о теле мадемуазель Россиньоль, а потом предъявить Вигору обвинение в убийстве.

Оказавшись за дверью служебного входа, Холмс остановил кэб. Когда экипаж тронулся, он заметил с насмешливым блеском в глазах:

– Вне всякого сомнения, вы опишете это дело, Уотсон. Ваши читатели будут ждать от вас яркого рассказа, должным образом приукрашенного.

– Возможно, я так и поступлю, Холмс, – ответил я с притворным равнодушием. – У него, безусловно, есть любопытные особенности. Но то же самое можно сказать о многих ваших расследованиях, так что трудно решить, какие из них достойны публикации.