Трудная коррида

— Луис Домингим был звездой плас де торос, любимцем публики и грозой быков. И однажды знаменитый тореро встретил Лючию Бозе. Помните, фильм: «Рим, 11 часов»? Тореадор полюбил актрису, она ответила ему взаимностью. И они решили пожениться, но прежде актриса потребовала от своего жениха клятву: навсегда покинуть арену. «Я хочу быть твоей женой, а не вдовой». Луис долго думал, взвешивал: на его весах любовь оказалась тяжелее. Он согласился, но поставил свое условие: Лючия должна навсегда расстаться с кино. Интересно?

— Интересно, — сказала Майя. — Слушать интересно. А вообще это чушь!

— Чушь! — согласился я. — Но Луис и Лючия поняли это только спустя восемнадцать лет.

— Долго же!

— Долго, — согласился я. — Поняли и…

— Нарушили клятву, — подсказал мне Гена.

Я покачал головой.

— Клятву они не нарушили. Вернее, эту клятву. Они нарушили другую клятву: всю жизнь быть вместе. Они расстались, и каждый вернулся к своему делу. Но дело уже не ладилось. Звезды не загорались.

— Странная история, — после некоторого раздумья сказала Майя. Получается, что любовь разбила две жизни, свела их на нет. А из разбитых жизней не получилось любви.

— Это глупая история, — сказал Гена. — Надо было каждому заниматься своим любимым делом. Разве это может помешать любви?

— Лючия боялась, что ее любимого поднимет на рога бык, — сказал я в защиту Луиса.

— А чего же он боялся? — спросил Гена.

Я не нашелся что ответить Гене. У него было свое понимание жизни. Немного инопланетное.

— Я люблю математику, — вдруг сказала Майя, — но математика бессильна перед любовью, совершенно другое исчисление… Эти тореадор и актриса подошли к своей любви чисто математически. Элементарное равенство. Все просто, как в первом классе.

Она тихо засмеялась.

Генка посмотрел на нее почти с испугом.

6

Между осенними лужами и весенними — большая разница. Те, осенние, тусклые, мутные, навевающие тоску. Весенние лужи похожи на озерца и даже на моря: они синие, и от них, свежих, пахнет зеленым огурцом, хотя до огурцов еще далеко. Эти лужи рождают надежды, веселят сердца, и если остановиться и посмотреть в весеннюю лужу, увидишь свое детство.

Генкина мама любила петь песенку про перепелочку, у которой болит ножка. От радости такие песни не поют, но и горя у мамы не было, когда она пела. Она садилась на стул и смотрела в окно и, глядя на крыши — красные, зеленые, серебристые, — пела. Крыш вокруг было много, с трубами, антеннами, со слуховыми окнами. Гене почему-то начинало казаться, что мама живет на свете очень давно и жила в те времена, когда все вокруг пели песню про перепелочку, как сегодня поют «Пусть всегда будет мама». Мама была всегда, а папа появился позже, рассуждал маленький Гена, когда старую песню уже все позабыли, а может быть, никогда и не знали.

Гена слушал маму из соседней комнаты, потому что мама пела, когда была одна, а если кто-нибудь появлялся, она умолкала. Мама пела тихо, и Генка не мог расслышать всех слов, а начало песни знал хорошо.

У перепелочки болит ножка.

Гена никогда не видел перепелочки и представлял ее себе большой и длинноногой, как цапля. И одна нога была забинтована. И когда перепелочка-цапля вышагивала, то припадала на больную ногу. И Гена рассуждал так: зачем ей ходить, раз есть крылья, а стоять можно на одной ноге. Но потом он узнал, что перепелка ходячая птица, может отшагать много сотен километров. И Гене стало жалко хромую перепелочку.

Он мечтал стать вагоновожатым, ему очень нравилось, что человек одним движением руки приводит в движение целый трамвай. Он видел это своими глазами. А как действуют космонавты, он никогда не видел и поэтому не мечтал. Так он был устроен в детстве.

Весенние лужи — моря нашего детства.

У каждого человека своя главная задача, заложенная природой. И оттого, как человек решает эту задачу и как в конечном счете решит, зависит весь окрас его жизни. Случается, что человек проживет жизнь, так и не решив своей главной задачи. Или, отчаявшись, бросит решение на полдороге и уже живет по принципу «куда кривая вывезет». А кривая редко вывозит куда следует.

Зато случается, что человек отдает жизнь за решение своей главной задачи. Все живут по-разному.

Однажды Генка — он был тогда еще маленьким — решил уйти из дому. Сел в троллейбус, взял билет и поехал. Люди ехали на работу, к врачам, к знакомым, на базар. А он ехал в полную неизвестность, навсегда. Люди равнодушно смотрели на проплывающие за окнами дома, перекрестки, скверы. Гена был уверен, что видит их в последний раз. Ему хотелось плакать, но он держался, морщил нос, но не плакал.

Он вышел на конечной остановке. Дальше троллейбус не шел. Было морозно. Мела поземка. Маленький Гена осмотрелся и увидел белое поле, а вдалеке лес. Туда следовало идти навсегда уходящему из дому. «Ну, иди же!» — сам себе шептал Гена и… не шел. Он вдруг почувствовал себя маленьким и беспомощным в этом огромном белом пространстве.