Трудная любовь

— Он, Оленька, пришел тебя поздравить, — объяснил Николай. — Ты организуй что-нибудь на стол, а я бутылочку распечатаю.

Он ушел на кухню. Ольга взглянула на Валентина, который протянул ей подарок, и спрятала руки за спину.

— Зачем все это? — резко спросила она.

Валентин положил коробку на стол и ответил:

— Ты напрасно сердишься на меня. Я скоро уйду. Я не знал, что тебе будет так неприятно.

— Не выдумывай. Приятно или неприятно… Садись.

Валентин незаметно провел рукой у себя по груди: сердце отяжелело. Рядом была Ольга, печальная, холодная, чужая. Он видел скорбную складку между бровями.

Николай разлил вино и деланно веселым тоном произнес:

— Ну, новорожденная! Будь здорова! Люби мужа и будешь счастлива.

Ольга чокнулась и поставила стаканчик.

— Даже за себя выпить не хочет! — с упреком отметил Николай.

— Ты за мое здоровье сегодня принял уже достаточно, — с таким презрением сказала Ольга, что Валентин поежился.

— Ради тебя сколько угодно, — расхохотался Николай.

Валентину захотелось взять Ольгу за руку и увести отсюда. «Не надо», — взглядом попросила она, словно догадавшись о его желании.

Но мысль захватила его. Действительно, что здесь делать Ольге? Ну, хорошо, пусть она не любит его, но не это сейчас самое страшное. Беда в том, что она Николая не любит. Она даже не смотрит в его сторону… И сколько это может продолжаться? Завтра Николай снова позовет его в гости, он снова придет, потому что нет сил сдержаться, и снова будет сидеть, боясь посмотреть им в глаза? А честно ли это? Честно ли скрываться от Николая? Он ничего не подозревает, откровенничает с Валентином, а тот выслушивает, стараясь не выдать себя!

— Я пойду, — медленно произнес Валентин.

— Ты что?! — с обидой вскричал Николай. — Совесть надо иметь.

— Вот именно, — усмехнулся Валентин, — стараюсь иметь совесть, да не всегда получается.

— Самокритика, — пробормотал Николай. — Метафизика… Словеса…

— Довольно, — остановила его Ольга, — постесняйся.

— А кого мне стесняться? — с пьяным бахвальством спросил Николай. — Чего мне стесняться? У меня совесть чистенькая… в общем. И не тебе меня учить. Ты на себя посмотри, красавица…

Валентин встал. Он не мог видеть, как у него на глазах обижают человека, дороже которого у него не было никого на свете.

У дверей Николай спросил жалобно:

— Уходишь?.. Не ожидал.

— Я тоже не ожидал! — прошептал Валентин. — Ты самая обыкновенная свинья! Ты подлец! Разве можно так… скажи спасибо, что я выпил мало, а то бы я…

— Постой, постой, — сдавленным голосом остановил Николай. — Ты чего? — Он покачнулся и расхохотался. — Выпил мало? Так еще есть! Чудак! А то свиньей хорошего человека обозвал.

— Я больше ни разу не приду сюда. Я не умею притворяться. А ты мне… неприятен. А Ольга… я к ней отношусь лучше, чем ты и…

— А-а… — Николай приложил палец ко лбу. — А я-то думал! Оч-чень мило… Я-то по простоте душевной… а вы… эх, люди, люди… Анекдот… Декамерон… теперь я все понял…

«Чем все это кончится?» — подумал Валентин, выходя из ворот дома. Рукам было жарко. Он снял перчатки. Холодный воздух словно становился теплым, касаясь его разгоряченного лица.

Он остановился, услышав за спиной шаги.

— Это ты? — не оборачиваясь, спросил Валентин.

— Я, — отозвалась Ольга и прошла вперед. Шла она, не оглядываясь, спрятав лицо в высокий воротник. Она словно старалась укрыться от Валентина, в ее облике было что-то недоступное, отдававшее холодом. Она проговорила громко, так, как не говорят на улице:

— Зачем ты сказал ему?

Валентин не ответил.

Дорога привела их в пустынный, молчаливый, занесенный снегом скверик на берегу реки. Аллей здесь не было, только одна дорожка тянулась мимо статуи физкультурницы. Когда-то в правой руке она держала деревянное весло. Кто-то унес его, и теперь поднятой вверх рукой статуя словно останавливала входивших в скверик. На голове, плечах и груди физкультурницы лежал снег, и Валентин подумал, что смешно было бы накинуть на статую пальто.

— Оля, — позвал он тихо, — хуже не будет… Не мог я не сказать… я ведь о тебе…

— Молчи! — и умоляюще, и повелительно перебила она. — Ты ничего не понимаешь. Ты еще мальчишка… Ты легко на это смотришь. Не ужилась, дескать, с одним, попробуй с другим. А мне противно. Себе жизнь испортила и… ему. А может, и он мне, кто тут разберет?

— Мне назад поворачивать поздно.

Ольга отрицательно покачала головой, взглянула на небо. Его темная синева казалась плотной, звезды — врезанными в нее. Валентин подумал, что, если сейчас не сдержится, то возьмет Ольгу на руки и понесет туда, где небо сливается с землей, где до звезд можно дотянуться.

— Какие мы глупые, — сказала Ольга, и опять ему показалось, что она говорит очень громко. — Взрослые вроде люди, а жить не умеем. Нам бы жить да жить, а мы страдаем… В общем, ты должен… будто меня и нет на свете.

— Не могу.

— Можешь. Должен. Я прошу тебя. Очень прошу.

Он взял ее за руку и ответил весело:

— Не могу.

Ольга заплакала. Ее слезы не огорчили Валентина. Ему показалось, что она плачет о том, что не может сделать его счастливым.

ГЛАВА ШЕСТАЯ