Трудная ноша. Записки акушерки

Вот почему я не только испытываю глубокую благодарность к этим безликим незнакомцам, но еще и чувствую родство с женщинами, бежавшими от войн и преследований, которые оказываются под моей опекой. Я повидала несколько волн эмигрантов из горячих точек, где царят смерть и разрушения, и когда я читаю о них и вижу шрамы на женских телах, то всегда испытываю желание – отчасти наивное – выслушать их истории, утишить их боль и, по возможности, отплатить добром за добро, благодаря которому мои предки выжили и добились процветания. В другой жизни это я могла махать родителям из закопченного вагонного окна или прятаться за деревом, пока сапоги вражеских солдат ломали сосновые ветки на земле в густом темном лесу. Я смотрю на своих детей, растущих в тепле и комфорте, и поражаюсь, как можно убивать людей из-за каких-то религиозных или расовых предрассудков; а ведь пока силы добра в мире не восторжествуют полностью над ненавистью и фанатизмом, так и будет продолжаться.

Конечно, далеко не у каждого эмигранта, рассказывающего слезливые истории, золотое сердце, и я частенько ошибаюсь в людях. Мне не раз приходилось часами утешать какую-нибудь несчастную из далекой страны, стараться облегчить ее боль, носить ей чай с печеньем, пока другая пациентка не сообщала мне, что тем временем «напарница» этой дамочки обшаривала наши служебные помещения, набивая карманы всем, чем можно поживиться за счет министерства здравоохранения. Не так давно во время дежурства в послеродовом отделении я принимала пациентку, едва выбравшуюся из зоны военных действий, – ее история довела меня чуть ли не до слез. Запасшись кувшином со свежей водой, я подошла к ее постели со своей самой радостной улыбкой.

– Добро пожаловать и поздравляю! – провозгласила я, произнося каждое слово медленно и четко на случай, если она пока плохо понимала новый язык.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

На тумбочке с ней рядом лежал мобильный телефон последней модели в розовом чехле со стразами – она указала пальцем на него, а потом на женщину с младенцем на руках, лежавшую в соседнем боксе, и на чистейшем, без всякого акцента английском сказала:

– Спросите, у нее нет зарядки?

Иногда, однако, к нам попадают женщины, у которых нет действительно ничего: ни телефона, ни знания английского, ни даже печенья в урчащем от голода желудке. Они этого не знают, но в чем-то мы с ними схожи. И я могу им помочь.

Пей Суан: я пронесла эту историю с собой

В комнате ожидания находилась пациентка, которой там не должно было быть.

Утро понедельника в приемном не обошлось без приключений: когда только-только открылись двери, и около дюжины пациенток вошло в фойе, сработала пожарная сигнализация. Женщины всех цветов кожи, всех форм и размеров подняли головы, пытаясь определить источник пронзительного звона, словно стайка экзотических птиц, уронив на пол журналы, которые взяли полистать. Вместе с Бетти и Мэдж, акушерками, дежурившими со мной в ту смену, я поглядела на контрольную панель.

– Туалет на первом этаже, – фыркнула Бетти, показывая на мигающую лампочку.

– Какая-то бедолага захотела перекурить. Ну и ладно, я сама бы не отказалась. Берите кофты, девчонки, – сказала она, направляясь к двери.

Мы с Мэдж надели форменные флисовые кардиганы и пошли выпроваживать пациенток из комнаты ожидания: одну в черном дутом пальто с тремя крикливыми малышами, одну в хиджабе и с сумочкой Луи Вюиттон, двух одинаковых близняшек – обе беременны, – застегивавших одинаковые красные пуховики на круглых животах.

– Все на улицу, – скомандовала Мэдж, словно пастух подгоняя их к дверям в коридор.

– Пойдем-ка посмотрим на симпатичных пожарных, – добавила она, подмигнув мне через плечо.

Пожарная тревога в больнице включалась регулярно, так что мы с Мэдж давно привыкли к этой процедуре. Акушерки и санитарки вечно сжигали хлеб в контрабандных тостерах и запрещенных переносных грилях – такие инциденты обходились весьма дорого, и по этой причине лишь нескольким отделениям выдали вожделенное, но почти недоступное «Разрешение на использование электрических тостеров». Мы вышли в морозное январское утро, присоединившись к небольшой толпе женщин, изгнанных из кабинетов и лабораторий; звук сирены улетал в ясное голубое небо, а персонал и пациентки, перемешавшись, болтали между собой, дожидаясь прибытия пожарной команды. Машина подъехала и высадила пожарных, которые не спеша пошагали мимо толпы возбужденных дам; в ход пошли обычные шуточки насчет длинных шлангов и крепких мускулов, но, наконец, пожарные отправились внутрь проверить, что происходит. Через десять минут они вернулись, ворча из-за «чертовой траты времени». Толпа к этому моменту уже успела подмерзнуть: женщины плотнее запахивали пальто и кутались в шарфы, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. На крыльцо вышла главный администратор и начала звать всех обратно; пожарные сели в машину и уехали.

– Кто это вообще такая? – спросила Бетти, затаптывая фильтр выкуренной тайком сигареты в землю носком видавшего виды черного кроссовка.