Трудная позиция

— А сейчас вот что, товарищи, — сказал Забелин. — Сейчас идите к подполковнику Аганесяну и вместе подумайте, как лучше подготовиться к выходу. Самое главное, чтоб молодежь твердо усвоила дисциплину марша. Нужно хорошо отработать посадку на машины. Никакой сутолоки чтобы не было. Каждый курсант должен знать свое место. И конечно — задачу…

В батарею Крупенин вернулся поздно, уже в десятом часу вечера.

В казарме было тихо. Вся батарея сидела в ленинской комнате у телевизора. Только на середине казармы лейтенант Беленький показывал кому-то из курсантов, как нужно крутить «солнце» на турнике. Делал он это с такой завидной ловкостью, что Крупенин, остановившись, долго любовался его искусством. Лишь когда лейтенант спрыгнул с турника и, помахивая руками, отдышался, Крупенин спросил:

— Ну, а как тут Красиков? Где он, кстати?

— А он с капитаном Корзуном в канцелярии. Занимаются. Часа полтора уже сидят.

«О, вот это хорошо, по-товарищески», — обрадованно подумал Крупенин.

Когда он вошел в канцелярию, Красиков действительно сидел за столом и, наморщив выпуклый лоб, решал задачу. А Корзун, взявшись пальцами за подбородок, неторопливо прохаживался, следя за тем, что получается у курсанта.

— Простите за вторжение, — тихо сказал Крупенин и крепко пожал суховатую ладонь капитана.

Тот улыбнулся:

— Да вот помочь решил немного. Отстал все же человек.

— Спасибо, спасибо. Только не много ли занятий для первого вечера, Владимир Семенович?

Корзун посмотрел на часы.

— Верно, пожалуй, хватит. — Он взял у курсанта листок и стал внимательно проверять, водя карандашом по цифрам и формулам.

В канцелярию влетел Иващенко, но, заметив Корзуна и Крупенина, замешкался в дверях.

— Извините, товарищ старший лейтенант. Не бачил я, що тут учеба.

— А что стряслось? — спросил, насторожившись, Крупенин.

— Нема ничего худого, товарищ старший лейтенант. Це хлопцы Красикова на телевизор зовут. Надежда Забелина щось свое играть будет.

— Свое?! — удивился Крупенин. — Вы наверное, не поняли?

— Як же не понял? Все понял, товарищ старший лейтенант. Сама сочинила и сама будет исполнять «Степную фантазию». Хиба ж тут не ясно?

— Вот теперь ясно, — улыбнулся Крупенин. — Сейчас придем, Олесь. Все придем.

Крупенин не видел Надю уже давно, с того самого злополучного вечера, когда он, встретив ее у Дома офицеров, хотел объясниться и не сумел. За это долгое время душевная боль, что не давала ему покоя в первые дни после разрыва, постепенно затихла, улеглась. Но сейчас, увидев Надю на экране телевизора и услышав ее музыку, Крупенин понял: нет; не улеглась и не затихла его прежняя боль, что любит он Надю, как и раньше, а может, даже еще сильнее.

У него в памяти всплыл один небольшой эпизод. На крыши домов, на деревья, на тихие, пожухлые травы падает первый снег. Легкие крупные пушинки качаются в воздухе, будто миниатюрные парашютики. Надя ловит их в ладони и с каким-то невероятным восторгом произносит: «Боря, ты погляди только, что это за белое чудо! И ведь у каждой свои особые узоры. Мне даже кажется, что снег имеет какой-то свой, неповторимый звук, очень тонкий, почти неуловимый, но имеет».

За те немногие минуты, пока звучала по телевизору сочиненная Надей музыка, Крупенин чувствовал себя словно переселенным в другой мир, на другую планету, где нет никого, кроме него и Нади. У Крупенина было одно желание: чтобы минуты эти протянулись как можно дольше, чтобы Надя побыла на экране еще, не уходила. Но прозвучали последние аккорды, и музыкальная передача закончилась.

— Эх, записать бы эту вещицу на магнитофонную ленту! — спохватился сидевший неподалеку от Крупенина курсант. Яхонтов, — Прохлопали, братцы.

— Верно, как же это мы? — пожалел Винокуров.

— Да що вы, хлопцы, горюете? — сказал Иващенко. — Микола Красиков краще магнитофона все зробыть. Верно, Микола?

— Попробую, — согласился Красиков.

Крупенин одобрил:

— Давайте, давайте, Красиков. Может, и в самом деле получится.

Капитану Корзуну Надина музыка понравилась очень, и он сказал об этом Крупенину, как только вышли они из комнаты:

— Вы понимаете, какая штука, Борис Афанасьевич. Природа схвачена здорово. Чувствуешь, что это наше, степное. Молодец Надя, подметила.

— Чудесная музыка, — рассеянно ответил Крупенин.

Корзун внимательно посмотрел на него и озадаченно поджал губы. Уже во дворе училища, в стороне от казармы, Корзун взял спутника под руку и, как бы между прочим, спросил:

— А вы, Борис Афанасьевич, что-то расстроились?

— Нет, ничего, — хотел было уклониться Крупенин. Но Корзун не отступал:

— Где там ничего? Вижу ведь, все вижу. А я, грешным делом, полагал, что Вашенцев так, случайно, тогда в клубе возле Нади оказался.

— А вы заметили? — удивился Крупенин.

— Конечно. Ну, ничего, — сказал Корзун ободряюще. — У вас еще все впереди. Возьмите да помиритесь. Недаром же говорят, что милые бранятся — только тешатся.

— Не знаю, Владимир Семенович. Не знаю.