Трудно быть духом

гордо считал себя автомобилистом. Но гораздо чаще она делала вид,

что понятия не имеет о своѐм высоком предназначении. И тогда Зубов

считал себя идиотом.

Для того, чтобы завести древние «Жигули» шестой модели,

требовались четыре солдата. Или две лошадиные силы. Лошадей в

части не имелось. Зато с солдатами напряжѐнки не было. В хорошую

38

погоду «шестѐрка» заводилась легко. И не глохла часа два. За это

время можно было смотаться в город, сделать необходимые дела и

вернуться обратно.

В один прекрасный солнечный день Зубов собрался за покупками.

Срочная служебная необходимость вложила ему в руки ключ зажигания.

Тем более что, помимо нужд роты, у него лично возникла потребность в

покупке крупной партии памперсов. В дальний путь его провожали

дружно. С натужными криками:

– Давай-давай!

– Ещѐ разочек! Дружненько взяли! !

Через сто метров разгона «шестѐрка» взревела двигателем и

завелась. Капитан гордо подкатил к казарме, отпустив бойцов. На

крыльцо вышел старший прапорщик Шматко. Он критически осмотрел

нервно трясущийся автомобиль:

– Что, капризничает старушка?

– Да забодала уже! – привычно пожаловался Зубов. – Свечи

поменял – жиклѐр засорился, жиклѐр прочистил – аккумулятор сел!

– Ну, так меняй аккумулятор!

– На какие шиши, Николаич? – вздохнул ротный.

Тот заговорщицки понизил голос:

– Можно достать по дешѐвке. У меня с одной фирмой подвязки. Я

как раз на сессию еду, могу привезти!

– Привези, Николаич! Сделай доброе дело! – взмолился капитан. –

Я тебе – чего хочешь…

– Разберѐмся! – небрежно отмахнулся Шматко. – Мне бы тогда

бойца с собой… Я ж аккумулятор сам не потащу!

– Надолго?

– Ну, сессия – неделя, плюс аккумулятор… Десять дней.

Внезапно «шестѐрка», обидевшись на невнимание хозяина,

вмешалась в разговор. То есть заглохла. Зубов растерянно развѐл

руками:

39

– Опять! Твою дивизию… мою роту! А я бойцов отпустил!

Шматко почувствовал, что разговор выходит из нужного русла. Он

мгновенно сориентировался:

– Давай, я толкану! – Он пристроился к машине сзади и крикнул: –

Па-а-аехали!.

Зубов сел за руль. «Жигули» тронулись с места. Они медленно

разогнались. Капитан включил скорость. Машина задѐргалась, издавая

душераздирающий скрежет, но не завелась. Старший прапорщик

поднажал, одновременно продолжая разговор:

– Так… что… насчѐт бойца?!

Ротный высунул голову в окошко:

– Бери Кабанова. Здоровый парень.

– Здоровый, да тупой! – пропыхтел Шматко. – А надо, чтоб в

технике разбирался!. Вот, к примеру… кто там… да хоть Соколов!

– Не, Соколова не могу… Хочу, чтоб он завтра мою старушку

посмотрел. Медведева бери!

И тут машина завелась, резко рванув вперѐд. Шматко чуть не

рухнул на асфальт, но чудом устоял на ногах. Зубов остановился, вылез

и подошѐл к нему:

– Не ушибся?!

– Физически вроде нет… – удручѐнно сказал тот. – Только, боюсь,

не дотащу я твой аккумулятор…

Капитан проницательно усмехнулся:

– Ладно, говори, чего хочешь?

– Соколов нужен…

– Ладно, хрен с тобой. Бери, – рассмеялся ротный. – Только тогда

уж смотри – чтоб всѐ на пятѐрки!.

Подготовка к дембелю – процесс многогранный. Каждый «дед»

вносит в него свою фантазию. Но оформление альбома неизменно

40

занимает первое место среди обязательного перечня истинно

дембельских мероприятий. Можно даже сказать, что без альбома нет

настоящего дембеля. Так… просто сходил человек в армию и вернулся…

Над монументальным произведением, посвящѐнным ратным

будням младшего сержанта Фомина, трудился целый коллектив.

Рядовой Ходоков переписывал песни вместе с аккордами. Гунько

каллиграфическим почерком фиксировал под ними перлы военного

юмора. А Кабанов рисовал завитушки вокруг памятных фотографий,

украшая символическими листьями дерево службы товарища младшего

сержанта.

Периодически Фомин давал ценные указания, контролируя

творческий процесс:

– Кабанов, сколько листьев на деревьях?

– Сто семнадцать!

– Ты что, Кабанов, мне ещѐ целый день до дембеля накинуть

хочешь?! Сто семнадцать было утром, а после ужина – сто шестнадцать!

– Виноват, товарищ сержант!

– Распустились без меня, – добродушно хмыкнул Фома. – Наказать

бы, да добрый я сегодня.

Сержант Прохоров оторвался от пристального изучения

потрѐпанного выпуска «Плейбоя»:

– У Кривошеина из пятой роты видел альбом?

– Не-а… а что? – насторожился Фомин.

– Он буквы золотой краской обвѐл… Реальная тема!

Уступать пятой роте в таком важном деле было нельзя. Фома

вкрадчиво спросил:

– Кабанов, ты как, с красками дружишь?

– Рисовал в школе… гуашью, – неуверенно ответил тот.

– Красавелла! Будем осваивать новые вершины! – обрадовался

младший сержант. – Ну что, Ван Гог ушастый, айда за золотой краской!.

41

На следующее утро, после зарядки, в расположение второй роты

наведался лично майор Колобков. Личный состав сновал туда-сюда.

Кто-то собирался умываться, кто-то одевался… Команда дневального

пригвоздила всех к полу.

– Смирно-о-о!