Трудно быть львом

Оказавшись наконец на улице, я побежал в сторону парка Независимости. Там я свалился на траву, усталый и запыхавшийся. Вода. Это было первое, в чем я сейчас нуждался. Я нашел туалет. Дверь была заперта. Одним ударом я разнес дверь, вбежал внутрь и бросился к крану над раковиной. Увы, я не мог всунуть под кран мою огромную гривастую голову — не хватало места. Разбивать раковину я не хотел. Мне нечем было заткнуть ее, чтобы снова заполнить. Но выхода не было. Я понюхал унитаз. Воняет. Тогда я одним ударом лапы сломал одну из раковин, отбросил ее в сторону, открыл кран и долго, жадно пил прохладную и чистую воду.

Это было мое первое достижение в роли настоящего льва.

Напившись, я вернулся на траву, улегся и стал размышлять. Мысленно я уже вычеркнул всех своих друзей из списка возможных спасителей. Или, точнее говоря, не спасителей, а возможных помощников. Если уж у меня ничего не получилось с Цвики и Рухамой, то нечего было рассчитывать на успех у кого-нибудь другого. И вдруг я вспомнил о нашей приятельнице Белле, маминой молодой подруге. Вот уже много лет она была маме вроде сестры. Но кандидаткой в мои жены она не была. Маме даже в голову не приходила такая возможность. Ну конечно, Белла! У нее были два преимущества перед Цвикой и всеми остальными моими друзьями: во-первых, она была слепая, а это означало, что она не испугается моего вида. А во-вторых, она страдала бессонницей и ночи напролет, до самого утра, читала книги, напечатанные азбукой брайля, слушала транзистор, воткнув в ухо наушник, и курила трубку. Ей сказали, что трубка здоровее, чем сигареты.

На этот раз я не стал звонить. Одним прыжком поднялся на веранду и увидел, что дверь, как я и надеялся, открыта. Я проскользнул внутрь. Она не подняла голову, услышав скрип, и только сказала:

— Кици?

Она решила, что это ее кошка.

С тихим мурлыканьем я прополз возле ее кресла и лег рядом с ее ногами. Она опустила руку и рассеянно погладила мою гриву. Потом, уже с явным страхом, пощупала мою голову — и упала в обморок. Я поймал ее лапами, чтобы она не упала на пол, осторожно положил на кровать и стал лизать ее лицо, пока она не пришла в сознание.

— Я сплю или, может быть, сошла с ума, — сказала Белла самой себе и снова пощупала мою голову. И тут же опять упала в обморок. На этот раз мне уже некуда было ее нести, она и так лежала в кровати. Поэтому я просто сидел у нее в головах и опять лизал ее лицо, пока к ней вернулось сознание. Я понял, что сделал ошибку. Ведь я не мог установить с ней связь. У меня не было никакого способа что-нибудь ей объяснить. А рыком, даже самым теплым и дружеским, я мог ее только напугать.

И вдруг я сообразил. На самом деле у меня есть способ установить связь с людьми. Нужно им писать. Но как удержать ручку или карандаш львиными лапами?

Я все еще размышлял об этом, когда на улице послышались сигналы машин полиции и «скорой помощи». Не в мою ли это честь? Но как они меня нашли? Оказывается, я недооценил мужество и хладнокровие Беллы. Даже дважды упав в обморок, она все же в конце концов поднялась с кровати. Я решил, что ей нужно в туалет, а она, видимо, пробралась к телефону и позвонила в полицию. Не знаю, стал бы я препятствовать ей, даже если бы догадался, куда она направляется. Я не хотел, чтобы она еще раз падала в обморок. Это могло закончиться инсультом. Поэтому я тут же выпрыгнул через веранду на улицу. Мне некуда было больше бежать. Я понял, что должен немедленно покинуть город.

Я бежал через окраины Иерусалима, прячась от ранних прохожих, и вспоминал, как мама говорила мне:

— Ты всегда недоволен тем, что у тебя есть. Ты хотел купить себе машину «пежо», а когда мы купили «пежо», ты захотел «сааб». Ты хотел покрасить свою комнату в светло-зеленый цвет, а сейчас ворчишь, что белый намного лучше. Ты и в детстве был такой. Просил фруктовое мороженое, а получив его, говорил, что хочешь ванильное с шоколадом. Просил омлет, а когда получал, заявлял, что на самом деле хотел глазунью.

Верно, я всегда был таким. Я давно хотел быть львом, но тогда это была только игра. Я просто развлекался, мечтая об этом. Ведь превратись я во льва, то смог бы свести счеты со всеми своими врагами в школе, где я был самым слабым. Точнее, вторым из самых слабых. Я бы задал страху этому мерзавцу Цвике Большому, и Йоси, и хвастуну Авнеру, и Янкеле-зазнайке. Поймал бы их одного за другим. Не растерзал бы, конечно, но хорошенько напугал. И нашего учителя математики, доктора Шайера, я бы тоже напугал, да так, чтобы он запомнил на всю жизнь. Но вот я на самом деле стал львом — и что мне сейчас делать? Ведь теперь это уже не игра, теперь я действительно лев. Огромный, как мне кажется, хотя я плохо разбираюсь в львиных размерах. В любом случае довольно крупный лев с густой гривой. Из-за этой гривы голове и шее было все время жарко, а заднице холодно. Впервые в жизни я подумал, что львы в этом смысле устроены неправильно. Эта грива была бы куда полезней на другой части тела.