– Твой стиль вызывает опасения. За два года ты стал тем, кто направляет нас, стал лидером… Но последние четыре месяца ты будто один играешь. Не спорю, для твоей статистики, как и для отрыва в счете, это здорово, но твое поведение подрывает командный дух. Ты ничем не лучше нас. – Замолкнув, он издает полный раскаяния смешок: – Ну, если только чуть-чуть. Мы на твоей стороне, капитан, но на льду ты будто забываешь о нашем существовании. Да, мы выигрываем, но какой ценой? Поэтому спрошу еще раз – в чем, мать твою, дело?
Его слова подобны пощечине. Пусть я и ожидал ее, но не чувствую себя менее уязвленным.
– Приятно знать, что собственная команда такого высокого мнения обо мне.
– Выше твоего собственного мнения нам уж точно не прыгнуть.
Я крепче сжимаю пустую банку.
– Да как ты смеешь… – Я замолкаю прежде, чем скажу что-либо, о чем потом буду жалеть. Черт, я же лидер команды. Это я должен делать выговоры.
– Это касается каждого из нас. Потому-то мы и решили поговорить с тобой. – Мейсен испускает вздох, полный разочарования. – Ты – выдающийся игрок, которого «Лесорубы» взяли, чтобы развить потенциал команды. И у тебя получается. Мы возглавляем лигу и вот-вот выйдем в плей-офф, впервые в истории клуба.
– Так в чем проблема?
– Какую цель ты преследуешь? Ты же планировал остаться в команде. Игрок, которому точно продлят контракт… но теперь кажется, будто ты хочешь пустить все коту под хвост. Из капитана, который сплачивал нас и вел к цели, ты превратился в простого единоличника.
– Чушь собачья.
– Вот именно. Чушь, но только для тебя. Черт возьми, вкладывай ты столько же сил в игру, сколько и в свой гнев, мы бы давно получили место в плей-офф.
– Или вам стоит продолжить без меня. – Безосновательная угроза повисает в воздухе между нами, но еще никогда я не говорил об уходе настолько серьезно. Ничье терпение не безгранично.
– Так вот как ты предпочитаешь решать проблему, Хантер? – Мейсен качает головой, а я буквально ощущаю его разочарование… и ненавижу это. – Да ладно тебе. Мы же просто волнуемся за тебя.
Пока мы несколько секунд сверлим друг друга взглядом, я стараюсь понять, почему так зол. Стараюсь решить, почему они обязаны поддерживать меня, несмотря на то что в последнее время я был эгоистичным придурком.
Однако самое сложное – я осознаю, как должен себя чувствовать, но меня это совсем не волнует.
– Скажи-ка мне, Мейсен… Если я эгоист, позабывший о других членах команды, но в то же время приносящий этой команде победу… Каким же вы хотите меня видеть? Поверь, если я начну делать больше передач и забивать меньше голов, один из вас снова примется спрашивать, что со мной не так. Только уже совсем по другой причине.
– Ох, так выходит, что никто из нас не заслужил свое место в команде, Мэддокс? Вот что ты имеешь в виду? – Не получив от меня ответа, он бормочет: – Придурок.
Да, я такой.
В отчаянии я швыряю пустую банку на лед и молча возвращаюсь к выложенным в ряд шайбам.
Моя голова настолько забита, что я не в состоянии нормально видеть, мыслить… Я вообще ни на что не способен. Все испорчено.
Я никогда не смогу выплатить этот долг.
Нет никого талантливее, чем он.
Моя эгоистичная манера игры и рядом не стояла.
Слова отца заполоняют разум, подпитывают мой гнев, мою ярость, обнажают мою боль. Выставляют все напоказ.
– С каких пор ты пьешь на работе?
Голос Деккер прорывается через мою нервную сосредоточенность как раз в тот момент, когда я делаю удар и шайба отскакивает от штанги.
Ненавижу себя за то, что не хочу ее видеть.
Презираю себя за то, что на самом деле желаю этого.
И когда я оборачиваюсь на цокот каблуков, доносящийся из ведущего ко льду туннеля, начинаю ненавидеть себя с новой силой. За то, что
Деккер одета в брючный костюм в тонкую полоску, который будто бы говорит: «Пришло время веселиться», но также предупреждает: «Не шути со мной». Уперев одну руку в бедро, в другой она держит банку, которую я бросил на лед.
Полностью собранная, совсем не как прошлым вечером.
Позади нее я вижу Мейсена, который направляется к раздевалкам. Я был настолько зол и сконцентрирован, что даже не заметил, как он ушел.
К счастью, теперь мне не придется разбираться с дерьмом, решение которому он надеялся найти. К несчастью, теперь на меня недовольно смотрит более сильный противник, но я отказываюсь замечать разочарование, отражающееся на ее лице.
Для этого мне достаточно собственной матери.
И чувства вины, которое я уже испытываю.