Паша, пошатываясь, вышел из кухни в коридор и остановился, сверля меня и спину начальства тяжёлым взглядом.
— Так вы что… - он кивнул в нашу сторону и поморщился от боли в шее, зло повел головой. — Вы вместе что-ли? Все это время? Вот я дурак..
— Нет, мы не вместе. — Артем медленно поднялся, так же неторопливо повернулся к Паше, и в процессе этого действия выражение его лица изменилось с заботливого и переживающего на отстраненно-холодное. — Но с этой минуты я буду делать все, чтобы это изменить.
*****
Больше Артем не счёл нужным ничего объяснять Паше, а тот не захотел уточнять. Так и стоял, подперев плечом дверной косяк, пока Артем уводил меня из квартиры.
— Стой-стой! Белочку нужно взять, — я вывернулась из под руки Артема, сбегала в детскую и вернулась с любимой мягкой игрушкой сына.
Эту белку я купила Андрею в прошлом году, когда он мучился ангиной и не мог спать из-за боли в горле. Игрушка его успокаивала, помогала отвлечься и быстро стала любимой.
— Зачем тебе белка? — Артем распахнул передо мной переднюю дверь своего автомобиля, и я села, с трудом преодолев желание обернуться — спину жгло от взгляда.
— Андрей не может заснуть без нее, — пояснила я, а Артем, вдруг, разулыбался и даже принялся насвистывать что-то простенькое.
— Что? — я правда не поняла, чему он так обрадовался.
— Ты решила остаться с ночёвкой у меня. Сама решила, — пояснил Артем, посерьёзнел и рванул в мою сторону, ловя ладонью затылок, а губами — испуганный вскрик.
Поцелуй не продлился долго, — Артем отпустил губы почти сразу, но долго сидел, прижавшись лбом ко лбу, дышал рывками и меня заставлял дышать так же.
— Извини… Напугал?
— Чуть-чуть..
— Извини, — повторил он, откинулся на подголовник, с силой потёр виски пальцами и потряс головой. — Я так давно на грани, что, кажется, не в себе.
В этот момент я очень его понимала и полностью разделяла чувства. В голове царил сумбур, кружили обрывки мыслей, и у меня никак не получалось сосредоточится на чем-то одном. Только на подъезде к поселению, я смогла вычленить главное и поняла, почему это было так трудно. Я просто не могла поверить, подсознательно отказывалась принять это, но тем не менее, — я ушла от мужа. Просто взяла и своими руками разрушила то, что строила, лелеяла, тянула десять лет. Ладно, не просто, а очень даже тяжело, и, вообще, у меня есть оправдание — Пашино поведение, его наплевательское отношение к моим стараниям, его измена. И не хочу я сейчас разбираться, была ли она физически исполненной или он все так же только собирался. Мне достаточно его открытых намерений и дурной смелости. В то время, как меня грызла совесть даже за невинную поддержку Артема, и я всеми силами пыталась удержать мужчину в рамках и удержаться в них самой, Паша спокойно и даже с удовольствием поскакал на поиски приключений. Перед глазами так и стояло его пьяное угодливое мельтешение возле белокурой Вареньки, и ее снисходительную улыбку, с которой она взирала на его кривляния я тоже запомнила навсегда.
Да, Паша, конечно, отжег славно, этого не отнять, но ушла, тем самым поставив в отношениях точку, все-таки я. Он как раз пытался скрыть свой загул, даже предпринял корявую попытку "поработать над отношениями", но попытка его… Лучше бы молчал, умнее бы выглядел.
Пока я копалась в себе и пыталась понять, что можно было сделать иначе и стоило ли оно того, мы уже доехали и остановились возле дома Артема.
Тут же налетели дети и сразу стало шумно, весело и совершенно не до внутренних метаний.
— Мама, останемся с ночёвкой? — Андрей прыгал то на одной ноге, то на другой, рядом так же скакала Саша, Марина дёргала за руку и требовала оценить ее стойку на руках, пара незнакомых ребят носились кругами и восьмерками между нами. — Мам, мы тебе картошку оставили. Сами пекли! На костре! Так останемся с ночёвкой? Пожалуйста!
Артем улыбался, довольный тем, как меня взяли в оборот, а я вспомнила про белку в сумке и вытащила ее.
— Белочка! — восторженно взвизгнул Андрей, выхватил игрушку и помахал ею в воздухе, как знаменем победы. — Мы остаёмся с ночёвкой!
За ужином, который я пропустила, ограничившись чаем, Артем счастливо щурился и смущал меня пристальным вниманием. Очень специфическим вниманием, по-мужски честным и голодным. От его взглядов по коже бегали мурашки и наливался тяжестью низ живота.
Нам многое нужно было обсудить, но атмосфера вокруг не располагала к разговорам. Как с ним говорить, когда от жаркого мужского внимания воздух в помещении густел, а внутри тела разгорался пожар?
Смотреть я на Артема больше не могла. Самой уже дышать нечем, ещё и его глаза… Не глаза, а жидкое пламя, жарко лижущее на расстоянии.
Люба повела детей укладываться на ночь. Не знаю, что сказала им, но послушали ее беспрекословно, лучше, чем меня. А я, мысленно поблагодарив добрую женщину, ринулась на улицу, на воздух.
Почти полная луна серебрила крыши домов, фонари не горели. Странно. Ещё не очень поздно, почему бы не включить уличное освещение? Экономят?