Трудное время (ЛП)

— Но ты понравишься моей маме. Она решит, что ты совсем не похожа на меня, и, что ты, возможно, спасешь меня от меня же самого и все такое. Она большой поклонник всей этой дребедени о великой любви хорошей девушки и кантри музыки. Одному богу только известно почему, отца она так и не смогла изменить.

Что подумает обо мне его семья, задумалась я. Без сомнений я буду белой вороной среди них. Поездка домой в Чарльстон после столь долгого прибывания в Даррене, показала, насколько обширная пропасть лежит между людьми среднего класса и бедными. У меня есть высшее образование. У меня совсем не мичиганский акцент, и, по крайней мере, около полусотни людей, которые встречались мне по работе с момента моего переезда, отмечали, насколько я подозрительно вежлива. Во время этой встречи я буду выделяться, и с этим ничего не поделаешь. Я решила сделать все возможно, чтобы не выделяться хотя бы в одежде. Сегодня я одела джинсы, клетчатую фланелевую рубашку и кроссовки. Не стала укладывать волосы. Я подготовилась, чтобы сойти за свою, и не привлекать внимания.

— Где мы будем спать? — спросила я.

— На диване моей мамы. Он раскладывается. — Словно мне нужны были дополнительные напоминания, что эта поездка не будет романтическими каникулами. — Она переделала мою старую комнату для гостей, но, кажется, мой отец слишком часто пользовался этой привилегией, появляясь в городе. Поэтому она выкинула кровать и превратила комнату в свою мастерскую или что-то в этом роде.

— А.

Он многозначительно посмотрел на меня.

— Что?

— Не знаю, что ты ожидаешь от моего родового гнезда, — сказал он. — Но снизь все свои ожидания наполовину.

— Я знаю, что это не гламурное место.

— Я вырос в трейлерном парке… я это раньше, не совсем понимал. Едва ли кто-то называл это место так. Он находится у пруда и все называли его Лейксайд. Поместье Лейксайд, гласит табличка на въезде. Где-то в четырнадцать лет до меня дошло, черт, да я же трейлерный нищеброд, ведь так?

— Должно быть, ты был горько разочарован.

Он кивнул.

— Наверное. С тех пор я ставил под сомнение все, что считал нормальным. Сравнивал место, где я жил с дерьмом, которое показывали по телевизору, в сериалах и так далее. Например, то, что почти у каждого кого я знал, имелись судимость и куча оружия, и, что они пили в разгар самого дня, не так как люди по телевизору. Как на каком-то телевизионном шоу показывали забеременевшую девушку подростка, и все были просто обескураженны этим, когда в моей среде обитание это была практически стандартная ситуация.

— Но не в твоей семье.

Он помолчал долгое мгновение.

— Моя мама родила нас в очень молодом возрасте. В девятнадцать мою сестру. В двадцать четыре меня. А Кристина родила ребенка в выпускном классе.

Я моргнула, глядя на дорогу.

— У тебя есть племянница или племянник?

— Был. Племянник. Он умер, когда был еще очень маленьким. В возрасте трех лет.

— Боже. Ты никогда не рассказывал мне.

— И мне бы не хотелось, чтобы ты говорила об этом сестре. Не при первой встрече. Это вовсе не секрет, просто… болезненная тема.

— Как он…

Эрик резко выдохнул.

— Он утонул. Никто не виноват в этом. Отвернись на тридцать секунду, чтобы перевернуть бургеры, и его уже нет. Просто трагедия. — Его голос был грустным, но ровным, словно он освещал чужую потерю из новостей. Словно не позволял себе переживать из-за этого, или давным-давно сжег все эмоции по этому поводу. Или, возможно, он просто не хотел мне рассказывать об этом так же, как о подробностях насилия над Кристиной, скрывая горе других людей. — Это могло произойти с каждым. Конечно, моя сестра считает по-другому, как и любая мать.

— Какой ужас. — Не удивительно, что она такая вспыльчивая. Это изменило все мое представление о женщине, которая набросилась на меня по телефону. Заставило меня подумать, что, возможно, я смогу понять ее проблемы с самоконтролем, из-за которых переживал ее младший брат.

И тут в мою голову пришла другая мысль.

— Это же не произошло на том озере — на твоем озере?

— Нет, на другом. Все равно. Хватит об этом, — сказал он, и выключил звук радио. Данный разговор сделал его отдаленным, поэтому я не стала давить на него.

— Так, где ты жил, когда был в Кернсвилле? Прежде чем… ты знаешь.

— Я съехал от мамы, когда мне было семнадцать. Снимал жилье. Последняя квартира, в которой я жил располагалась над автосервисом. — Он улыбнулся в мерцании приборной панели, Эрик которого я потеряла за последние минуты, возвращался ко мне. — Смрад стоял ужасный, и постоянный шум, но зато она была до безобразия дешевой.

— У тебя остались там друзья?

Он пожал плечами, улыбка исчезла.

— Никого особенного. Уж точно никого, кто бы потрудился навестить меня в Казинсе.

Редкая обида в его голосе говорила о многом.

— Похоже, что был кто-то от кого ты ожидал немного большего.

— Да, возможно. Не знаю, что заставляло меня рассчитывать на преданность этих ребят. Особенно после того, в каких условиях мы все выросли. — И тут я подумала, что это побочный эффект его происхождения, некое задиристое племенное мышление.