Теперь многое понимаю. Годы на выводы настраивают. Чаще – к великому сожалению. В приятели ни к кому не набиваюсь. Ибо пустое это все. На фоне принципиальной позиции НАТО. Но до сих пор не уясню – как таких кракозябров земля носит?
Вот и в этот раз. Среди людей – маленький такой живчик. С каких-то аулов спустился. Говорит с акцентом. Хамоват. Он – гусар на сутки, я в том же чине шабашник. Сдельщину исполним, разбежимся. И имени друг друга не вспомним. Подходит, показывает жестом на диван, на котором я работаю, и говорит:
– Я его заберу, у меня спина больная.
– Э, дорогой, а с головой у тебя как? Может тебе и денег отщипнуть?
– Не, – говорит, – Заберу. Я не пижу.
Не стал в полемику погружаться. Прыснул только от смеха. Сильно мне его «не пижу» уморило.
На другой день прихожу – нет дивана. Спер. Ставлю себе сиденье попроще. Чтобы не мелочиться. И демагогией не страдать. Дорабатываем срок сполна. До финала.
Тут заказчик поляну накрывает. Шпроты, всякая разливная жидкость бутылках. И сидит со мной рядом Непижу. Смотрит на стакан полупустой. С такой понятной нежностью говорит: «Вернусь дня через три домой. А там моя кружка. Дня три ее в руки брать не смогу. Привыкать буду. Заново. К родному».
И так мне в голову стукнуло. До глубины. До слез. От бездонного колорита его житейской философии.
А через время я вспомнил того полковника из академии. Может и в кракозябре была своя суть? Ведь не всегда эта жизнь позволяет каждого разглядеть.
Трудности понимания
Рынок, есть рынок. С азиатской изюминкой. Тут какого только сброду не околачивает пространство среди стихийно расположенных лотков с кастрюлями, хозяйственными товарами и сухофруктами. Бодро шипит фритюр слева. В одном масле румянят чебуреки и самсу, распространяя вокруг запах печеной сдобы.
Когда-то здесь в старом вагончике вьетнамцы подавали мясные палочки. Чудесное блюдо, которое могло сделать меню любому современному ресторану. Нечто, похожее на голубцы, но куда более изысканное. Но потом иностранцы куда-то делись, оставив о себе лишь ностальгическое воспоминание.
А дальше, у рядов, где сегодня торгуют аквариумными рыбками, стояла избушка, торговавшая ароматными мантами. По три лаптя в одноразовой тарелке. Покупаешь, обжигая руки, и жуешь, стоя у ростового столика. Главное, надкусить тесто так, чтобы не полетел бульон на брюки, а лишь стуился по подбородку. Тут же на столешнице всегда имелась бутыль с уксусом и рулончик туалетной бумаги, которую выставляли сместо салфеток. Несколько пар голодных глаз как правило наблюдали за твоей трапезой. Нет-нет, какой-нибудь забулдыга просил едой поделиться. И делились. Ведь на рынке все равны.
Впереди немолодая пара супругов дифелируют между покрывал со скарбом, который пытаются продать укутанные в дубленки старухи.
– Я еще косметику хотела посмотреть, – говорит спутнику женщина.
– Так смотри, – кивает ей ее морщинистый сухой супруг.
– Здесь что-ли? – с возмущением спрашивает тетка.
– А где еще? – искренне недоумевает дядька.
Они поворачивают к рядам справа. Я продолжаю движение вперед, где как правило торгуют семенами всяких овощных культур для дач. Вижу впереди директора банка, который приценяется к соленой капусте. Торговка, обернув руку прозрачным пакетом, вместо перчатки, протягивает ему щедрые порции на пробу. Тот жует и морщится, указывает жестом на другие ведра. Забавно. У мужичка в активах – половина мира. А он тут среди челяди сто грамм капусты с капризами выбирает.
Киваю ему в знак приветствия и спешу затеряться в толпе.
– Хурма, – неожиданно выкрикивает очередная торговка, заставляя меня вздрогнуть, – Свежая хурма. Налетай. Почти даром!
Фруктов я не планировал. Глазею по сторонам. И вот опять впереди выплывает парочка, которая говорила про косметику. Идут. Тетка аккуратно выбирает места, чтобы не подскользнуться на своих ботах с высокими подошвами. Мужичок чуть впереди. Руки в карманах. С одной стороны – женатый. С другой – духом свободный.
Вдруг дядька неожиданно меняет курс и устремляется за прилавки.
– Ты куда? – кричит ему вслед супруга.
– Сейчас, – отмахивается спутник.
Он пробирается к торговке, которая мучает в руках банку вареников. Упрямая крышка не поддается.
– Давайте помогу, – кивает он продавщице.
– Эх, кобель, – громко заявляет брошенная баба, – Помощник. Тоже мне.
– Щас поправим мироощущение, – говорит директор банка, невесть откуда оказавшийся рядом. Он подхватывает бабу за локоть и громко, чтобы было слышно всей округе, спрашивает, – Чего красотка, пойдем в кабачке посидим?
Мужичок, только что предлагавший помощь продавщице, вытягивает голову так, что рискует порвать шею.
– Спасибо вам, – с благодарностью кивает директору женщина, – Ишь, как мой взъерошился.
– Все понятно. Просто жизнь. Трудности понимания.
Аспект пустоты