Трудности работы авантюристом

Джорджи почти начал уважать этого человека. Гильдмастер Гиера де Ластир. Приставка де говорит, что он дворянин, но, кроме этого, он явно из старых авантюристов, лицо его покрыто морщинами и старым шрамом на подбородке, сам он пусть и лыс, но от него веет каким-то шармом донжуана. Кожа его темна, видимо он часто бывает на солнце; одежда простая, но даже на вид дорогая, больно хорошая ткань в этой тёмно-синей рубашке, а штаны выглядят крепкими, из чёрный кожи с металлическими вставками на коленях и бёдрах. Пояс с металлической бляхой в виде драконьей морды. У него нет с собой никакого оружия, но стоит он так, как стоят обычно мечники. Крепко держится на ногах. Однако со всеми своими достоинствами, Гиера де Ластир был ублюдком. Тем самым ублюдком, которых Джорджи привык за последнюю зиму убивать. Гильдмастер как раз относился к той погани, что на вид благородней некуда, сильно очарователен и ему хочется верить, однако глубоко внутри… эта тварь пострашнее химер с гоблинских топей.

Всё дело в словах и поступках. Гиера хорошо говорит, он умеет это делать и считает себя правым. Но это именно он приказал выдать такие условия для взятия контракта по защите эльфийского квартала, это он якшается с орками, которые явно ему за это очень хорошо заплатили. И сейчас он имеет наглость, прямо в лицо учителю заявлять, что он вообще не обязан был соглашаться на это задание, что гильдия авантюристов не наёмники, а герои. И при этом он умалчивает о золоте эльфов, которое присвоил себе, и стоит здесь с видом правого.

Старый кобольд ещё не перестал удивляться наглому вранью, а Джорджи уже всё решил для себя, и все эти мысли промелькнули в его голове каскадом, он не успел их ещё толком осознать, однако решение было уже принято. И Тихушник совсем не тихо звякнул, выпуская из своей металлической утробы иглу снаряда. Джорджи в этот миг ещё не успел достигнуть нужной ему позиции, и выстрел был выполнен сбоку, а не с лица Гиера, потому игла вместо глаза угодила в корпус, чуть ниже подмышки, под сжатые на груди руки.

Когда выстрел случился. Гиера де Ластир охнул и пошатнулся, а рука его потянулась вниз, где рубашка синяя стремительно темнела и меж рёбер торчала утяжелённая арбалетная игла. Стражница-орчиха с диким взором уставилась в сторону Джорджи, но по движению её шарящих глаз, дозорный тут же понял, что она не видит его, но хорошо понимает, что выстрел был совершён именно оттуда. Некоторые авантюристы повскакивали с мест, но также судорожно оглядывались и требовали остальных успокоиться и найти ублюдка, что только что стрелял. Из угла Джорджи отшатнулись авантюристы, стремясь удалиться подальше от этого места, чтобы никто не подумал на них. И тем самым они закрыли Джорджи обзор, и пусть он уже перезарядил арбалет, но стрелять снова не мог.

Впервые он начинал бойню сам. До этого всегда решение такой значимости было за дедом Клавдием, но сейчас Джорджи не выдержал и начал всё… сам.

В тот же момент по гильдии прокатился звук сухого костистого удара. Многие авантюристы потянулись за оружием. Но удар новой силы сотряс деревянное здание, и Гиера де Ластир отлетел назад, туша его безвольная шлёпнулась об пол, и закончила падение у стены скрючившимся телом, где лица уже почти не было, одна лишь размозжённая каша, и кровь из его бока бежала с каждым мигом сильнее. Люди все разом отпрянули к стенам, многие вытирали брызги с одежды и кожи. А в то же время глухие могучие удары не прекращались, сменившись зубодробительным треском костей и деревянной столешницы регистратора.

В щелях меж людской замершей толпы Джорджи разглядел спину своего учителя, его мелькающую могучую руку, что обхватила за шкирку девушку из орочьего племени, и старый кобольд раз за разом, без всякого удовольствия или злости, со смачным хрустом, опускал черепушку орчихи об столешницу регистратора, который побледневшей тенью стоял у стены, а его белоснежный камзол весь был в бурых разводах и склизких сгустках. Наконец столешница не выдержала. И разлетелась к чёрту, но гораздо раньше не выдержала голова несчастной девушки, там уже не просто было месиво, там половина серого сопливого вещества вместе с черепным крошевом разметалось по округе.

Дед Клавдий с омерзением откинул труп. Утёр воротом безразмерного балахона, который ему выделила Сибилла вместо сожжённой одежды, испачканное в буром дерьме лицо… затем кобольд обвёл собравшихся авантюристов тяжёлым, но бесхитростным взглядом, и сказал прямо и просто: