Трудные годы советской биологии

Особое значение имела, конечно, речь Т. Д. Лысенко. Он указал на ряд разделов своего учения, для которых работы Лепешинской имели первостепенное значение: «Мне абсолютно ясно, что без признания зарождения клеток из неклеточного вещества невозможна теория развития организма… Не менее важным является положение и экспериментальный материал О. Б. Лепешинской и для построения правильной теории видообразования» (Стенографический отчет Совещания по проблемам живого вещества и развития клеток. М., 1951. С. 110). Исходя из данных Лепешинской, Лысенко объяснил также проповедуемое им зарождение одних видов в недрах других, например ржи в пшенице путем появления «в теле пшеничного растительного организма» «крупинок ржаного тела», вначале не имеющих клеточной структуры, а затем превращающихся в клетки ржи[4]. В заключение своей речи он сказал: «Нет сомнения, что теперь добытые О. Б. Лепешинской научные положения уже признаны и вместе с другими завоеваниями науки лягут в фундамент нашей развивающейся мичуринской биологии» (с. 112). В своем заключительном слове Опарин заявил: «Одной из важных задач, стоявших перед настоящим совещанием, является задача создать в широких кругах научной общественности перелом в отношении к работам О. Б. Лепешинской, создать такого рода положение, чтобы ученые различных специальностей не только восприняли идеи, развиваемые Ольгой Борисовной, но чтобы они активно включились в работу по изучению неклеточных форм жизни и возникновения клетки…» (с. 175).

Совещание приняло резолюцию, в которой, в частности, говорится: «Вирховианская догма, согласно которой клетка происходит только от клетки, не соответствует действительности, в корне противоречит всем принципам мичуринского учения и затрудняет развитие передовой советской биологии в ряде важнейших участков этой науки… Своими работами они (Лепешинская и ее сотрудники. — В. А.) экспериментально доказали, что клетки могут происходить не только путем деления, но также из живого вещества, не имеющего структуры клетки, что является крупным открытием в биологической науке… Идеи, развиваемые О. Б. Лепешинской, должны быть широко популяризированы и использованы в практике медицины и сельского хозяйства».

В результате «блестящей победы» учения Лепешинской к лысенковской триаде менделизм-вейсманизм-морганизм был прибавлен еще один бранный термин — вирховианство.

Среди выступавших с поддержкой чудовищных идей Лепешинской, ничего общего не имеющих с наукой, среди принявших резолюцию, наносящую огромный вред советской науке, был ряд ученых с мировым именем, крупнейших специалистов в области нормальной и патологической цитологии, и ни один из них не подал протестующий голос. Как это объяснить? Чтобы современному читателю это было понятно, я приведу беседу моего друга профессора В. М. Карасика с академиком Н. Н. Аничковым, с которым он был в приятельских отношениях. Беседа состоялась вскоре после окончания майской сессии. Карасик спросил Аничкова, как он все же мог выступить с восхвалением Лепешинской. На это Николай Николаевич, грассируя, ответил: «Давление на нас было оказано из таких высоких сфер, что мы извивались как угри на сковородке. Я после своего выступления три дня рот полоскал». (В какой мере это помогло, он не сказал).