Трудные страницы Библии. Ветхий Завет

Бог устами пророков не раз свидетельствует против этого искушения и этого греха. Уже Самуил, после темного периода Судей, ясно говорит о том, что между внешним проявлением культа (жертвоприношением) и состоянием внутреннего согласия с волей Божьей у приносящих жертву должны существовать полная гармония и взаимосвязь:

«Неужели всесожжения и жертвы столько же приятны Господу, как послушание гласу Господа? Послушание лучше жертвы и повиновение лучше тука овнов.

Ибо непокорность есть такой же грех, что волшебство и противление то же, что идолопоклонство» (1 Цар 15, 22–23).

А Исайя, в эпоху благоденствия и нравственного упадка, в сильных выражениях высказывает нравственные требования религии Ягве:

«К чему Мне множество жертв ваших? — говорит Ягве. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота… Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня;

Мне тяжело нести. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих… Ищите правды; спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову» (Ис 1, 11–17).

Это и есть подлинный дух Ветхого Завета.

Глава X. Нравственность и Ветхий Завет

97. Перед еврейским народом стояла историческая задача подготовить благоприятную почву для пришествия Мессии и для быстрого распространения мессианского царства. Поэтому Провидение должно было проявить особую заботу об этом народе, чтобы поставить его в религиозном отношении выше других народов не только в доктринальном, но и в нравственном плане. Это возвышение, как и всякое воспитание, было постепенным; Бог начал с того, что втолковал еще невежественному народу самые основные обязанности, чтобы затем постепенно привести его к более утонченной нравственной восприимчивости. Без этого педагогического приема нравственное развитие Израиля было бы, может быть, обречено на неудачу, так как опыт показывает, что слишком строгий закон приводит часто к противоположным результатам.

Евангельская мораль связана со всем новым порядком вещей, который был установлен Христом, и является неотъемлемой частью сверхъестественного замысла. Она несомненно осталась бы непонятой, если бы была предложена в Ветхом Завете. Но после двухтысячелетней подготовки нашлись высокие души, которые сумели сами понять ее и помогли понять ее другим. Однако потребовались еще века и века, пока осуществилось проникновение христианского духа в массы; дело это, впрочем, далеко не закончено.

Поэтому было бы несправедливо ожидать от людей Ветхого Завета нравственного уровня, подобного евангельскому, как нелогично было бы удивляться той снисходительности, с которой Бог определял Свои требования, когда впервые провозгласил Свой закон. Эта снисходительность не распространялась только на «первичные основы» естественного закона, т. е. нравственные нормы, вытекающие непосредственно и с необходимостью из законов природы: в этой области Бог не сделал и не мог сделать никаких уступок. Мы же, со своей стороны, не должны отождествлять без всяких оговорок честность с совершенством и осуждать, как недопустимое, то, что только менее совершенно. Не различаем ли мы и в евангельской морали предписания и советы? Как Бог в Новом Завете не требует от всех непременного следования советам, так и в Ветхом Завете, по упомянутым уже соображениям, Он ограничил в некоторых случаях Свои требования, откладывая до пришествия Христа введение положительного окончательного и полного закона.

Далее, при анализе некоторых мест Писания, краткий обзор которых мы предлагаем ниже, нам станут ясны, с одной стороны, имманентная честность ветхозаветного Закона, и, с другой стороны, проявления исключительной терпимости, а не принуждения в практическом руководстве несовершенной нравственной жизнью несовершенного народа [275].

Уважение к врагу

98. В Ветхом Завете еще не просияло полным светом основание героической любви к ближнему — осознание его сверхчеловеческого достоинства как сына Божия, живого члена Христа, живого святилища Св. Троицы. И даже, как сказано в предыдущей главе, в течение долгого времени сама судьба человека в вечности остается скрытой и неведомой.

Тем не менее, в библейском мире за человеком уже признается достоинство, совершенно неизвестное обычному языческому мировоззрению других народов. Это проявляется в требованиях гуманного отношения к рабам [276]:

«Если купишь раба Еврея, пусть он работает (тебе) шесть лет; а в седьмой пусть выйдет на волю даром. Если он пришел один, пусть один и выйдет. А если он женатый, пусть выйдет с ним и жена его» (Исх 21, 2–3).

«Не выдавай раба господину его, когда он прибежит к тебе от господина cвоего. Пусть он живет у тебя, среди вас, на месте, которое он изберет в каком-нибудь из жилищ твоих, где ему понравится; не притесняй его» (Втор 23, 15–17).

К должникам, обращенным в рабство: