Трудный день

Покровский зашел сюда совсем по другому делу и совершенно не намеревался встречаться с Лениным, давать ему ясный и определенный ответ… Просто нужно было увидеть бывшего коллегу, теперь работавшего в Кремле…

— Я, Владимир Ильич, я, — ответил Покровский. — Здравствуйте…

— Здравствуйте. Что с вами, Федор Васильевич? Плохо себя чувствуете?

— Да нет…

— Голодаете?

— Нет, Владимир Ильич.

— Вы правду говорите?

— Видите — шуба на плечах… Буржуйская…

— Вижу. И все-таки… — Ленин оглянулся в поисках стульев. Стульев поблизости не оказалось, и Ленин вернулся с посетителем в кабинет.

— Разоблачайтесь и садитесь. — Ленин помог Федору Васильевичу справиться с тяжелой шубой и хотел повесить ее, но Покровский отобрал шубу из его рук и повесил сам: поднимал несколько раз, никак не мог достать до крючка.

Было заметно, что страшная усталость или какое-то недомогание скрутили Покровского. Он не спеша прошел к креслу и сел, тяжело упершись руками в подлокотники.

Шатура удивила Покровского. Он увидел поистине народную стройку. «Пожалуй, так дело пойдет…» Ему тоже захотелось работать. Надо было работать…

И Федор Васильевич пришел в ВСНХ. Но там с ним говорили так, что он почувствовал себя врагом.

Больно ранила Покровского не сама грубость и отношение к нему, человеку, в общем, из проклятого прошлого, сколько другое: и с такими чиновниками Ленин думает утвердить торжество справедливости и разума! Федор Васильевич решил отнюдь не живописать прием, оказанный ему в ВСНХ, быть посдержанней в оценке обстановки вообще. И, конечно, не рассказывать про обыск… Безусловно, Ленин заставил бы исправить допущенную другими ошибку, строго наказать виновных, но нельзя же, чтобы все — Ленин, Ленин, Ленин! Но, приняв такое решение, Покровский не удержался:

— Мне не верят, — сказал он. — Республике, говорят, не хватит контролеров, если пролетариат будет брать к себе на работу таких господ, как я. А тут еще эта шуба!

Федор Васильевич с неприязнью посмотрел на свою шубу и ухмыльнулся.

— Шуба, конечно, вздор! — заметил Владимир Ильич, садясь в кресло. — Но согласитесь: кому-то эта шуба напоминает о помещике, который торговал крепостными или травил собаками, кому-то о фабриканте, заставлявшем работать шестнадцать часов в сутки. Все поднялось: и месть, и неприязнь к угнетателям, и низменные чувства у некоторых, а главное-то, Федор Васильевич, главное — вера в хорошую жизнь на земле, в человека, в себя! Впрочем, оставим это… Где такие прыткие, с кем вы разговаривали?

— В ВСНХ, Владимир Ильич…

— В ВСНХ… Фамилии у них есть? — Ленин взял карандаш.

— Наверняка. Все как у людей. Но вы думаете, я помню? Бесполезное занятие: несть им числа!

— Есть им число, Федор Васильевич. Есть! Постарайтесь припомнить!

Федор Васильевич стал перебирать:

— Огурцов… Таранкин… Похлебкин… Нет, не то! Говядкин… Котлетов!

— «Котлетов»… «Котлетов»… Что-то знакомое. Может быть, Кавлетов? — вспомнил Ленин.

— Вполне возможно…

— И один?

— Если бы один…

— Почему мне ничего не сказали? — строго спросил Ленин и встал.

— Не нажалуешься, Владимир Ильич. Все будут жаловаться — вас и на год не хватит.

Ленин заложил руки глубже в карманы и остановился перед Федором Васильевичем:

— Так ли? Неужели все так катастрофично? Неужели я вижу не все, Федор Васильевич?!

— Конечно. Вы по своей природе не ведаете, что такое зависть, коварство, злопыхательство и прочие первородные грехи рабов божьих.

Ленин развел руками:

— Вы меня убиваете хваля!

— Владимир Ильич, я уважаю вас, ценю…

— Уважайте, цените только на деле, Федор Васильевич!

— В партии вы не один, Владимир Ильич. Проверьте: найдутся сотни таких, как этот ваш Кавлетов. Их больше, чем Лениных, Чичериных, Луначарских, Красиных и Дзержинских… И они вас победят, рано или поздно. Рано или поздно!

— Федор Васильевич! Батенька!

Покровский сцепил руки на животе, опустил голову. Больше он не намерен говорить. «Все, все!»

Тем временем Владимир Ильич попросил соединить его с Кавлетовым из ВСНХ.

— Товарищ Кавлетов? Мы, кажется, с вами уже встречались? Кажется, я вам советовал начать учиться? Учитесь?.. Хорошо…

С печальной безнадежностью слушал Покровский, как Владимир Ильич объяснял всю важность использования старых специалистов, как редки и ценны настоящие ученые и инженеры, как опасно давать волю мелким чувствам, и качал головой: разве можно что-то изменить?

Потом Ленин звонил к Кржижановскому, но того не оказалось на месте.

— Однако, Федор Васильевич, — сказал Владимир Ильич, — вам нужно давно быть в столовой.

Ленин извинился и прошел в секретариат: нельзя ли накормить обедом («Очень деликатно! Очень деликатно!») посетителя?

Когда Ленин вернулся, Федор Васильевич был уже в шубе.

— Конечно, надо работать, — сказал Покровский. — Но не знаю… Не знаю, Владимир Ильич…

Ленин подождал: на это он отвечать не будет. Только после паузы сказал:

— И комиссия Кржижановского, и ВСНХ теперь, надеюсь, примут вас с охотой. Подумайте. А сейчас зайдите, пожалуйста, в секретариат, Федор Васильевич. До свидания.