Трудный переход

На второй день батовщики пристали к отлогому берегу.

— Доехали, начальник, — сказал Филарет Демченков, отирая пот подолом рубахи. — На косушку с тебя.

Трухин рассчитался с батовщиками и пошёл от берега по лесной дороге…

Сейчас всё это вспомнилось ему в подробностях…

Трухин подошёл к палаткам изыскательской партии на поляне. Его встретил Викентий Алексеевич Соколов, старый лесник, как он себя называл. К старым специалистам, верой и правдой служившим своим хозяевам, в пароде оставалось настороженное отношение. А Соколов когда-то служил тех-ником на лесоразработках купца Парунова, известного хищника, впоследствии японского агента.

Может быть, поэтому, а может, ещё почему, но Соколов в самом начале Трухину не понравился. Бодрым голосом Викентий Алексеевич отдавал распоряжения, но его плохо слушались. В первый же день Соколов пожаловался Трухину.

— Я всего только лесник, старый холостяк, любитель леса и всего, что с ним связано. Деревья лучше людей знаю. Так давайте и договоримся. Вы людьми управляйте, а я техникой лесного дела.

Трухин принял на себя тяготившую Соколова ответственность. Викентий Алексеевич оживился.

— Если вы полюбите лесное дело, я чувствую, что мы сработаемся, — говорил он.

— С чего начинать будем? — доверчиво спросил начальник ещё не существующего лесоучастка своего технического помощника.

Трухин, признаться, плохо представлял себе тогда, с чего он будет начинать. Как в годы партизанства, перед ним лежала карта района — лесные массивы были заштрихованы зелёным карандашом, кружок потемнее обозначал будущий лесоучасток. С Викентием Алексеевичем Трухин выехал к безымённому ручью. В зелёной, по-летнему пряной, разморённой солнцем тайге они долго кружили. Соколов вертелся в седле, размахивал руками.

— Нет, вы посмотрите, какой здесь великолепный лес! — восклицал он.

Кони потянули повод; они раньше, чем люди, услыхали и почувствовали воду. По лесным зарослям в каменистом ложе звенел и сверкал ручей. Трухин и Соколов спешились, разнуздали лошадей. Козырьком фуражки, как в детстве на сенокосе, Трухин черпнул серебряную струю. Ледяная вода обожгла губы. "Да это же родниковый ключ", — подумал тогда Трухин. Позже они с Соколовым назвали этот ключ Партизанским.

Всю обратную дорогу Соколов рассказывал, как варварски уничтожал лес купец Парунов, работавший на японцев. Наехали разные Мадзаки, Судзуки. Рубили и лес и головы! Пришлось уйти к партизанам.

— Так вы тоже, выходит, партизанили?

— Было, — просто ответил Соколов, — ходил, знаете, за проводника.

Трухин по-новому взглянул на старого лесника.

С ним вдвоём они и решили основать лесоучасток на Партизанском ключе. В глухой тайге наскоро рубили бараки, потом они обживались. Глиняные печки дымили, из голых бревенчатых стен лез сухой зелёный мох, которым проконопачивали пазы. Но так хорошо было чувствовать себя созидателем жизни в местах, куда раньше и ворон редко залетал, что Трухин ничего лучшего и не желал. Он без большой охоты поехал в Иман, на работу в райком. Соколов не на шутку опечалился, когда узнал об этом.

— Как же я один-то останусь? — сокрушался он.

На прощание они обнялись и расцеловались..

"Что теперь с Соколовым? Как они работают с Черкасовым — нынешним директором? Как примут моё возвращение? Соколов, несомненно, обрадуется. А Черкасов?" Ему захотелось увидеть поскорее и Соколова, и даже Черкасова, с которым у него были за всё время совместной работы лишь официальные отношения. И опять он подумал, что в лесу будет работать так же спокойно, как работал год тому назад. Сейчас вот надвигается весенний сплав. Трухин уже не был новичком в этом деле — он знал, что предстоит делать в связи с наступающим сплавом. Там настанет лето — сезонное затишье, но леспромхоз должен именно в это время хорошо подготовиться к осенне-зимним лесозаготовкам. "Я перевезу семью, летом детям здесь будет здоровее. Начну опять охотиться, я ведь совсем забросил охоту", — думал Трухин. И когда показался лесорубческий посёлок на Партизанском ключе, он слез с телеги с таким чувством, словно действительно после долгого отсутствия вернулся к себе домой.

"Всё-таки хорошо, что я снова здесь. Партийная работа берёт всего человека. А я к тому же задрался, конфликтовать начал. И сколько же душевных сил я на это потратил!" Трухин переживал захватившее его целиком чувство облегчения. Он ходил по посёлку, радовался знакомым сплавщикам и лесорубам, отыскивал новые приметы — дома, срубленные без него, даже новые заборы.

— А я ведь знал, что вы приедете, — говорил ему Соколов.

— Откуда же вам было знать? — удивился Трухин.

— Сердце, батенька, чувствовало, — ответил, улыбаясь, старый лесник.

Викентий Алексеевич был в фуражке, в ватнике, из-под которого виден чистый воротничок рубашки. Седые усы аккуратно подстрижены.