— И скажи пожалуйста, почему это бывает? — вновь заговорил он. — То все мы с нею играли, бегали друг за дружкой. А тут я как-то неловко схватил её. Она крикнула: "Ой, Дёма, не надо!" Я её отпустил. Она застыдилась. Мне тоже, понимаешь, так стыдно стало, что хошь пропадай, а отчего — не знаю. Вскорости отец мой надорвался на чужой работе и помер. А мне пришлось батрачить. Эх ты, жизнь наша! — Демьян покрутил головой. — Покуда я чужим коровам хвосты крутил, Маланька-то уж вон куда поднялась! Первая на деревне девка. Красавица. Да и я парнем стал. Прошу бывало покойницу мать: "Мама, ты уж погладь мне штаны-то, я на вечерку пойду". А приду на вечерку — только одну Маланью и вижу. Дружили мы с ней. Какие у неё секреты заведутся, она всё мне говорит. Стал к ней свататься один богатенький. Я это ужасно переживал. Паря, ночей не спал — всё думал, как бы этого богатенького ненароком ушибить, чтобы он к Малаше больше не привязывался. Да она сама ему отказала! Отец, мать, родные — всё уговаривали её выходить за богатенького. А она ни в какую. "Мне, говорит, в нашей деревне один человек глянется, за него и выйду". Это она про меня… Да только так-то, как она говорила, не получилось у нас… Алексей мой товарищ, батрак такой же, понравился ей ещё больше, чем я. Он, Алёха-то, песни петь любил не хуже Малаши. Бывало как начнут они, а я слушаю. Вот мне Малаша как-то говорит: "Дёма, ты почему не поёшь?" А я как посмотрю на них, так мне и петь не хочется. Всё у них между собою ладно выходит, а я вроде лишний. Когда уже они поженились, мне Малаша сказала: "Эх, Дёма, жить бы нам с тобой вместе, да, вишь, Алексей-то мне всю душу перевернул своими песнями. Не могу я без него". А я мог? — вдруг с силой сказал Демьян. — Я ведь тоже был весь тут. Не умел песни петь, как Алёха, верно. Да разве ж с песнями жить-то?!
Палага поняла уже смысл Демьянова рассказа, успокоилась и сидела притихшая, а он продолжал:
— Вот как оно было… И Алексею я добра желал, потому как он наш брат — батрак. И Маланью мне было жалко. И за себя обидно! Как убили Алексея, ужасно я переживал. На войне себя не жалел, в самый огонь бросался.
Ведь он за меня пострадал, Алексей-то, жизни не пожалел! Да ещё и Малашу мне препоручил! Ну ладно. Пришёл я с войны. Встретила меня Маланья. Поцеловала. "Знаю, говорит, всё знаю". И заплакала. Посидели мы. "Как же нам теперь-то?" — спрашиваю её. А она покраснела, да и говорит: "У меня, Дёма, своя жизнь, и ты тоже живи по-своему".
— Да как же это она могла! — возмущённо воскликнула Палага. — Вот бесчувственная! — Палага была оскорблена за Демьяна.
А он покачал головой.
— Могла…
Но вот он быстро, резким движением поднял голову, открытым и смелым взглядом окинул Палагу, как бы желая открыться перед нею весь, до конца.
— Не любила она меня, вот и могла, а я-то думал, что любит! — заговорил он горячо и возбуждённо. — Я-то всё надеялся. А потом как задурил! На всю Ивановскую, паря! — Демьян покрутил головой. — Пить, гулять начал. Другой и жизни мне нету. По невестам ходил, как будто себе жену выбираю, а сам всё надеюсь: "Может, одумается Маланья, позовёт меня". Наверно, был я тогда как слепой. Маланья-то в активисты вышла. Она и в сельсовете и везде. На собраниях говорит. А я всё такой же. Приду в сельсовет — там она. На собрании её голос слышу. Мне бы надо было тоже в активность удариться, может она бы на меня тогда посмотрела. Да меня гордость взяла. И так это у нас тянулось сколько годов. Увидит меня: "Дёма, ну зачем ты себя мучаешь?" А мне уж, паря, всё нипочём! Потом слышу: в райисполком её выдвигают. Уедет, значит, она из нашей деревни. Вот тогда и я взял котомку за плечи. Решил податься на железную дорогу. Это аж о прошлом годе было. Услыхала она, что я ухожу, пришла проводить. Далеко провожала, за самую деревню. Остановились мы с ней. "Прости ты, говорит, меня, Дёма, за ради бога, не хотела я жизнь твою губить, да ведь сердцу-то не прикажешь. Суди уж меня, как ты хочешь!" А что же мне судить? Разве она виновата? Эх! — Демьян махнул рукой. — Обнялись мы с ней, поцеловались. Посмотрел я на неё в последний раз. И тут, понимаешь, мне в голову ударило: да ведь не та уж эта Маланья, другая. И я другой. Да как же нам жить-то? И вот ушёл я. И попал, паря, на лесоучасток Партизанский ключ, б столовку. Тут одну девчонку встретил… — Демьян с хитрым видом повернулся к Палаге. Но она не дала ему договорить — порывисто обняла его, прижалась своим лицом к его лицу, горячо заговорила:
— Демушка… чего уж тут… Пускай она не любит, а я люблю!
Кто узнал бы сейчас в этой плачущей и смеющейся девушке суровую и непреклонную Палагу! Демьян бережно взял её за плечи…