Читаем Трудный переход полностью

Чего только не было у старшины в его двуколке! Конечно же, нашлись в ней и парашютные стропы, те, которые использовались при разминировании. Многие пришли в негодность, но был у старшины запас на черный день — мало ли на что пригодится? Эти стропы остались от списанных парашютов. Месяц назад парашюты сняли с вооружения батальона. А поскольку источник пополнения запаса строп исчез навсегда, старшина стал сильно прижимист: выдавал их неохотно и то после строгого приказа. И теперь старшина стал было отговариваться. Сначала заявил, что строп у него нет, потом клялся и божился, что остался последний клубок. Но Курнышев глянул на него так гневно, что старшина даже присел от испуга и молча протянул Файзуллину солидный клубок.

Полковник Смирнов к затее отнесся скептически. Высказался определенно и резко:

— Зря теряем время.

Курнышев смолчал, лишь свел к переносью белесые брови: что он может возразить полковнику? Конечно, затея рискованная, но попробовать надо. Андреев, наблюдая за капитаном, который походил сию минуту на несправедливо обиженного мальчишку, усмехнулся. И удивительно — полковник перехватил эту усмешку, приготовился, видимо, сказать что-то сердитое. Он вообще почему-то приглядывался к Андрееву. Но в это время в реке появился Файзуллин. Он плыл в кальсонах, взмахивая правой рукой, а левой держал, чуть приподняв над головой, клубок строп и разматывал его. Плыл свободно, без видимых усилий, крутил на растопыренных пальцах клубок, словно фокусник.

— Посмотрим, посмотрим,- — ворчливо проговорил полковник, все еще сомневаясь в успехе затеи. Приложил к глазам бинокль и минуту спустя заметил: — А плывет хорошо.

— На Волге вырос, товарищ полковник, — сказал Курнышев. — С детства на воде.

Противник наверняка видел Файзуллина. Для острастки пустил бризантный снаряд, который разорвался далеко в стороне от плывущего, и сейчас белое облачко медленно таяло над рекой. Файзуллин на всякий случай нырнул и был под водой довольно долго, капитан даже забеспокоился. Осколки падали в воду, вздувая пузыри. Файзуллин вынырнул, и теперь ему плыть стало труднее — клубок намок и разматывался туже.

Фашисты не стреляли. Они, кажется, не поняли, с какой целью переплывает советский солдат реку. Может, с донесением? Может, связист?

Файзуллин достиг левого берега. Его встретили там два бойца. Полуголый, в белых кальсонах, Файзуллин казался выходцем из другого мира рядом с бойцами, одетыми по всей форме. Все трое пустились бежать к окопам. Оттуда Анвар посигналил на правый берег, и все тот же старшина Самойлов с одним помощником спихнул лодку на воду и снова спрятался в укрытие.

Файзуллин натянул шнур. Ему помогали два бойца. Лодка, подхваченная течением, выровнялась. Повернулась носом к западному берегу. И хотя ее продолжало сносить, но наперекор всему она стала пересекать реку.

Тогда заволновался полковник Смирнов. Он посмотрел на капитана:

— Выдержит? Веревка выдержит, капитан?

— Не беспокойтесь, товарищ полковник, — заверил повеселевший Курнышев. — Это парашютные стропы. Они выдерживают огромной силы динамический удар.

— Стропы? Откуда у вас стропы?

Капитан объяснил. Полковник опять внимательно поглядел сначала на капитана, потом на Андреева, словно только заметил их, и произнес задумчиво:

— То-то я смотрю, прыткие достались мне саперы, на выдумки горазды!

Противник понял наконец, что его снова провели, и открыл ожесточенную стрельбу. Водяные султаны возникли сразу в нескольких местах. Не успели улечься эти, появились другие. Но лодка упрямо ползла к берегу, подтягиваемая стропами. Ее отнесло метров за сто от окопов, где скрывался Файзуллин.

— Еще пару лодок проведете? — деловито осведомился полковник, и вопрос его прозвучал как приказ.

— Проведем, товарищ полковник! — заверил Курнышев.

— Действуйте!

Полковник перекинулся через бровку окопа, спустился с дамбы и заспешил к лесу, который примыкал к первому островку. Из второй траншеи выскочил Ахметьянов и заторопился за полковником.

К вечеру под прикрытием леса бойцы взвода Черепенникова и часть андреевского взвода собрали понтоны. Кое-что не получалось — впервые имели с ними дело. Ишакин со вздохом вспомнил Гордея Фомича: вот бы где пригодилось его умение! Да не дошел Гордей Фомич до этих мест…

ТРЕТЬЕГО ПИСЬМА НЕ БЫЛО…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука