Трудный путь к Победе

«Теперь изучается опыт кампании, – писал в конце августа 1945 г. из Порт-Артура в Москву прикомандированный к штабу маршала Василевского военный корреспондент Е. Кригер. – Живой труд, усилия десятков тысяч солдат и офицеров обобщаются, суммируются, получают окончательное выражение в цифрах и выкладках, понятных специалистам. Но одно ясно каждому: театр войны здесь иной и подчас неизмеримо более трудный, чем на Западе, и лишь воспитанное у наших армейцев умение осваиваться с новой обстановкой позволило и здесь мгновенно использовать для победы грандиозный опыт западных наших фронтов.

Стоя на Перепелиной горе в самом дальнем конце Ляодунского полуострова, над крепостью Порт-Артур, взглянем снова на карту похода.

Вначале была пустыня. Войскам предстояло пройти 360 километров через пески. Дорог не было. Колодцев не было. Воды не было. А армия этого фронта, как и все армии, шла оснащённая техникой, тяжёлыми боевыми машинами, артиллерией, танками, всем оружием, какое вручила ей наша страна. Шли тягачи с прицепами, двигались походные радиостанции на колёсах, гремели на скальных дорогах аэродромные службы, инженерные части, отряды мостостроителей и команды наведения связи, госпитали и колонны автомобильных обозов.

Только в пустыне люди впервые собственным тяжким трудом изведали, измерили, какое огромное количество воды ежечасно и ежеминутно потребляет современная армия.

От жажды мучились не только люди. Воды жаждали сотни и тысячи машин – всё, что двигалось на колёсах и гусеницах. Пустыня оставалась пустыней. Жара стояла неслыханная. Не заподозрите меня в журналистском преувеличении. Бойцы, родившиеся в России, на себе испытали, что такое миражи в песках, – раньше о них с некоторым даже недоверием читали в приключенческих романах. А тут перед истомлёнными зноем солдатами вставали в оранжевом мареве зелёные кущи садов, серебряные ручьи, реки, реки, вода!..

Шли к тем рекам час, и ещё час, и много долгих часов, и реки таяли в трепещущем, мерцающем от зноя воздухе, вода превращалась всё в тот же жгучий, проклятый песок.

И всё же армия воду имела.

Перед началом марша командование разработало новый и необычный для наших западных дивизий порядок движения. Скрупулёзно был установлен режим похода, режим поведения человека, громадных человеческих масс на безводной, раскалённой земле. Впереди шли отряды не только обычной войсковой разведки, но прежде всего группы поиска воды и команды рытья колодцев. Их надлежало рыть через каждые 25 километров по 15–20 колодцев, которые могли бы дать 120–150 кубометров воды.

Но это не всё. Воду нужно было распределить так, чтобы не пропало ни одной капли. Жажда страшнее голода. Когда рот пересох, и язык у тебя шершаво ворочается во рту, и всё внутри горит и требует влаги, трудно быть рассудительным, трудно удержаться от желания пить ещё и ещё, рваться к колодцу, расталкивая других и проливая дрожащую в руках влагу, которая могла бы достаться товарищу.

В начале похода, как это бывало в голодные времена, был введён порядок, напоминавший карточную систему. Возле колодцев дежурили комендантские взводы. В иных случаях – после самых тяжёлых маршей, когда палящее солнце доводило людей почти до безумия, – воду раздавали сами командиры частей. Иначе от неосторожного движения источник мог быть загрязнён, смешан с землёй, с песком и много драгоценной влаги пропало бы даром.

Жёстким соблюдением такого режима командование сумело обеспечить армию достаточным рационом воды.

Порядок движения через земли Монголии и Маньчжурии был дополнен особым медицинским обслуживанием: в пустыне возможны тепловые удары.

В степях много мышей, сурков, грызунов, опасные эпидемии грозят войскам от носителей заразы; с войсками двигались работники противочумного отделения. В пустыне нет травы, а с войсками шли кони, поэтому вперёд помимо полевых рот водоснабжения выбрасывались летучки с фуражом, ожидавшие конников на привалах… Пришлось создать специальные топографические отряды, «привязывавшие» батареи к едва заметным ориентирам.

Так армия миновала пустыню.

Впереди вздымал кручи Хинганский хребет. До сих пор не было таких войск, что шли бы через Хинган. Даже на картонном рельефе он выглядит страшно: лабиринт гор и ущелий, разбросанных дикой энергией природы, громоздящих отвесные скалы рядом с болотами, неведомо как возникшими на такой высоте, – всё это выглядит порождением хаоса. И как в пустыне – ни троп, ни дорог, земля первозданная. Здесь малому отряду трудно пройти, а двигались через Хинган необозримые колонны машин, боевых машин, без которых теперь не может воевать ни одна армия.

Японцы не боялись этого участка границы. Они знали, что для крупных соединений Хинган непреодолим.