Трудный Роман

Поговорили о том о сем. Роман оживился, рассказал о последнем спектакле театра на Таганке, советовал сходить посмотреть. Похвалился: купил вчера сборник лучших переводов. Предложил:

— Запомнился мне один стишок Киплинга. Хотите почитаю?

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд,
Но нет Востока и Запада нет, что — племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края Земли встает?

— Ну и память у тебя! — с завистью заметила Женя, когда он окончил. — Неужели только вчера прочитал?

— Угу. А хотите еще? — И, не ожидая ответа, Роман стал декламировать:

День-ночь-день-ночь мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке,
(Пыль-пыль-пыль-пыль от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!

Женя взяла с полки томик лирики:

— Уж коли мой день рождения, почитаю свои любимые…

Катя — о удивление! — комментировала стихи:

— Это голубые… Это розовые… А это зеленые…

Костя внимательно смотрел на нее, и затаенная улыбка теплилась в глубине его глаз.

— Комсорг, позвольте вопросик, — вставил Роман в паузе, откидываясь на спинку кресла и прищуриваясь.

— Ну?

— А верите ли вы в любовь?

— Нет, не верю.

— Как же так?

— А так. Не верю, и все. У любви избирательная способность. Одних она жалует, иногда даже слишком щедро, других нет.

— А как же…

— А никак, — перебила Катя. — Любовь не единственная и не самая главная в жизни ценность. И, пожалуйста, кончим об этом. — Нежный свет в ее глазах погас.

— Молчу, молчу… — Роман едва сдерживал улыбку.

Женя внимательно смотрела на него.

Вопрос Романа был продиктован не праздным любопытством.

Не так давно Роман видел Катю у метро с высоким парнем. Катя почему-то казалась старше своих лет. Она руками придерживала на груди полы расстегнутого оранжевого пальто и, подавшись вперед, уговаривала парня:

«Гена, ну Геночка, пойдем отсюда…»

Роман присмотрелся и ахнул. Он узнал в высоком парне жившего с ним в одном доме Генку Андреева — студента столь же веселого и приятного, сколь и безвольного. Говорили, будто Генка попал в плохую компанию, начал выпивать.

Так вот, чистенькая и гордая Катенька, какая вышла у тебя сердечная неувязка! То-то же поубавилось у тебя самонадеянности. Как же ты умоляла его: «Гена, Геночка, пойдем отсюда…» И ведь не пошел. И никакая общественность тебе в этом не помогла. И никакой комсомольский лекарь не снимет этой боли. Будешь бегать, звонить, просить: «Гена, Геночка, уйдем отсюда…» И с каждым звонком у тебя будет убавляться гордости. Да, прав, кажется, был старик Гораций: «Не бывает счастья без червоточин…»

А что же было самому Роману в этом злорадстве, чем тешила его чужая неудача? А ничего, ничем. Он ждал одного — и не мог понять, — отчего не покидает самонадеянную Катьку это каменное упрямство, откуда оно в ней?

В одном только ошибался Роман. Ничего серьезного у них не было. Сама Катя так думала. Они познакомились, беззаботный, веселый, обходительный студент понравился ей. Они несколько раз встретились, прежде чем Катя поняла, что Генка совсем не такой. Но почему-то уже не могла с ним порвать. И теперь казнила себя за то, что не помогла человеку в беде. На кухне Женя ее успокаивала:

— Ничего не поделаешь, на всех тебя не хватит.

Катя молчала, и на лице ее застыла колючая гордость.

— А ну его к шутам, — грустно улыбнулась она. — Всю душу вымотал. Пообещает — и опять за свое. А я как увижу его, жалко так улыбается, и снова прощаю. Наконец собрала в кулак волю — да человек я или нет, могу быть сильнее самой себя? — и сказала ему: «Все, Генка. Отцвела яблонька, кончилась любовь. Прощай». Больше ни видеть, ни слышать его не хочу.

— Ну и нахал этот Генка, — вздыхает Женя, поражаясь твердости подруги.

Катя поводит плечом и добавляет:

— А я ему назначила год испытательного срока. Письмо написал: бросил, дескать, эту компанию. Надолго ли?.. Поживем — увидим. Главное, его самого жалко. Хороший ведь мальчишка, способный.

Они, не замечая того, говорили уже не как две девчонки, а как две взрослые, умудренные жизнью женщины…

Потом Женя включила магнитофон. Роман церемонно пригласил ее на танго.

— Разрешите?

— Да, конечно!

Роман положил руку на талию Жени, и они словно поплыли в задумчивый мир звуков. И вот уже берег остался где-то далеко за кормой, а потом и совсем исчез.

Они плыли и плыли в причудливую даль, где волны были звуками, а горизонт был окрашен в светлые полутона.