Трудный Роман

Каждый из боксеров занят своим делом. Одни разминались. Другие сидели на скамьях, полностью готовые к выходу на ринг. Третьи уже отработали свое, они обсуждали прошедшие бои: победители — снисходительно-весело, с плохо скрываемым торжеством; побежденные — довольно кисло и скучно, однако всячески стараясь скрыть разочарование. Те, кому предстояло выступать, держались особняком, каждый сам по себе. Большинство обычно в оставшееся от боя время предпочитает побыть наедине с собой. Нужно сосредоточиться, собрать в кулак волю, настроить себя на предстоящую схватку. Даже если спортсмен среди оживленной группы сам говорит или смеется — все равно сейчас он как бы один на один с собой.

В эти минуты Косте ни о чем особенно не думалось. Беспокоило, что секундантом у него будет Мельников — боксер совсем иного темперамента и стиля, человек уже очень взрослый и не совсем ему приятный. Неумеренно самонадеянный и эксцентричный. Но его назначил тренер, и ничего не оставалось, как принять это за должное: Савченко крепкий оказался орешек, вспомнил Костя. Сухой, жилистый, длинноногий, прыгает, как козел. А руки тоже длинные, как грабли. А бьет — точно хлыстом щелкает. Пожалуй, он один из немногих, кто сейчас употребляет свинг, давно вышедший из практики боковой удар. Кажется, Агуренков очень мастерски им пользовался. Но Савченко можно — у него подходящая комплекция. Хотя еще неопытен. Слишком раскрывается и лезет на рожон: бей — не хочу. Вот и получил такую штуку по челюсти, что у него ножки подломились в коленках и он тюкнулся головой о настил. Рефери испугался, смешно засуетился и даже считать не стал, объявил победу нокаутом. В раздевалке, понюхивая ватку с нашатырным спиртом, Савченко удивлялся: «И как же я наткнулся на удар? Ну, не помню. Ничего не помню».

Потом был Бубнов — спокойный и техничный боец из «Спартака». С ним работали практически на равных. Косте бой доставил даже какое-то особое удовольствие. Оба они не нахальничали, зря не суетились, старательно демонстрировали свое умение, не нарушали правил, действовали чисто и культурно. «Обмен любезностями при помощи жестов» при небольшом преимуществе Кости закончился его победой.

Сегодня в полуфинале с Костей встречался его одноклубник Адик Круглов. Вон он эффектно разминается, выпячивает колесом грудь, пружинит ногами, картинно приседает, прыгает. Ну тебе заслуженный артист из цирка… Где он только успел этого нахвататься?

Костя не торопясь сделал несколько силовых упражнений на дыхание, повторил с уклонами и нырками любимые приемы.

Из включенного динамика раздалось торжественное:

«Победа за явным преимуществом присуждается Петру Иконникову — «Наука». (Послышались аплодисменты.) На ринг вызываются…»

Информатор назвал фамилии.

«Ах, черт возьми, выходит, Толя Беляев проиграл», — с сожалением подумал Костя о парне из своей секции, к которому относился с симпатией.

— Ничего, Толик, не унывай, — сказал он ему, когда тот проходил мимо с понурым видом. — Бывает…

— Да понимаешь, — поднял тот голову, — в первом же раунде вывихнул палец. Не повезло. Не могу бить правой — как молниями в руке шурует. Еле дотянул до конца.

Он пошел дальше. А Костя сел отдохнуть на скамью и случайно оказался по соседству с группой отработавших ребят веса «перо», «мухачей», «петухов». Сбоку стоял полутяж с наивным детским лицом, которому выходить на ринг было еще не скоро.

— Собрались мы недавно, — говорил щупленький незнакомый Косте паренек. — Ну, дерябнули по махонькой. Покалякали о том о сем. — На бледном лице паренька заиграла усмешка. — И вдруг кому-то в голову пришла дикая идея: пройдет ли кто из нас босиком по Садовой?

— Это зимой-то, по снегу, так, что ли? — уточнил для ясности полутяж.

— Ну да. По снегу. Просто так всякий дурак пройдет. А меня одна девчонка подначивала: ты же трус первого разряда, говорит. У тебя смелости ни на копейку. И так далее. Тогда я во всеуслышание заявляю: «Я пройду…» Снял ботинки, засунул в них носки, связал шнурки, перебросил обувку через плечо, закатал брюки до колен и зашагал по Садовой. А они сзади горлопанят, хохочут. Вечерело. Воздух был уже сизый, дымчатый. Вдруг вижу, марширует за мной какой-то полувоенный дядя в папахе. Я быстрей. Он — за мной. Я перепугался. Думаю, сейчас заберет за нарушение общественного порядка. Сел скоренько за бордюр. Оглядываюсь — мать честная! — стоит надо мной, как Каменный гость. У меня все поджилки затряслись. И тут он зарокотал: «Этого, молодой человек, может быть, кто-нибудь и не поймет. Но я оценил хорошую студенческую шутку. Я-де дважды герой, генерал в отставке. Дайте вашу руку». И не улыбнется. У меня, конечно, отлегло. А он повернулся и зашагал дальше.

— А холодно ногам-то было? — любопытствовал полутяж.

— Да нет, ничего. Оледенели и не давали никаких ощущений.

Костя настолько заинтересовался рассказом, что даже на минуту забыл о предстоящем бое.

— Привет, Кот, — раздался над ухом веселый голос. (Оглянулся — рядом незаметно присел Роман.) — Ну, как настроение? Ты, я вижу, мрачен. Неужели мандражируешь?