Трудный Роман

И сразу после его подстегивающего возгласа они сошлись в центре и обменялись пробными первыми ударами.

Им не нужна была обычная разведка, они и так хорошо знали все друг о друге. Круглов рвался к ближнему бою — здесь он имел преимущество. Он был типичным силовиком и отрицал игровой бокс. Костя предпочитал обстреливать противника с дальней или, в крайнем случае, средней дистанции.

Что-то пришло вдруг такое, что мешало сосредоточиться, отвлекало внимание. Не было обычной легкости и задора, связывала, подавляла волю какая-то не осознанная до конца обреченность. Но это настроение только мелькнуло, как мимолетное предчувствие, и тут же исчезло, оставив в душе холодок.

На него, словно танк, лязгающий гусеницами и содрогающийся от бешено ревущих моторов, остервенелый в слепой решимости все смести и сокрушить на своем пути, двигался Круглов. Вот он идет вперед, и в глазах у него неумолимая жажда победы. Ради тщеславия, ради самой победы, ради преклонения других, ради утверждения своей собственной силы.

А зачем ему, Косте, выигрывать? Что для него в этой победе? Чтобы изменить о себе мнение Жени? Чтобы привлечь ее к себе? Но выбор уже сделан. Только что перед ним были торжествующие глаза Романа. Он хотел скрыть свою радость, но не сумел. Он привел сюда Женю развлечь, будучи осведомлен, насколько опасный сегодня у Кости противник. Ну и что ж, пускай. Ее присутствие ничего не изменит. Напротив. Она знает его другим, — он и не должен ее ни в чем разубеждать, доказывать, что он не такой, каким она его себе представляет.

Какие все-таки у Круглова пустые, бессмысленные глаза. Прямо-таки безнадежно пустые. Когда-то он при Косте ругательски выругал литературу; «Из всех предметов самый сволочной».

«А ты сколько книг прочитал?»

«За последние три года ни одной».

Вот так-то: и еще гордится этим, дремучая скотина.

Круглов атаковал первым. Его атака выглядела эффектно. Он обрушил на соперника град быстрых ударов. Одна серия следовала за другой. Несколькими одиночными встречными левой Костя остановил натиск. Он понимал, что эти наскоки больше показные и настоящей опасности не представляют. Они как бы прелюдия к яростному, ожесточенному, настоящему столкновению. Круглов стал кружить вокруг него, делая ложные финты обеими руками и покачивая корпусом и головой. Он выбирал момент для нападения.

В этом покачивании было что-то завораживающее, как плавное покачивание удава перед молниеносным броском на свою жертву. И вот он решился — стремительный выход вперед с нырком под встречный удар Кости, который пришелся по воздуху. Всей своей умноженной прыжком мощью он ударил левой по корпусу, в самый низ грудной клетки — в опасной близости от болезненно уязвимой области печени. Удар правой, частично скользнув по перчатке, пришелся в голову. Ухнули в колокол. Бум-м-м! И шквал ударов. Та-та-та-та… Словно тяжелый пулемет.

Безнаказанность вдохновила Круглова. Руки его двигаются с автоматизмом машинных поршней. Похоже, он поставил перед собой цель закончить в первом же раунде. Глупо. Костя парировал удары, блокировал себя перчатками, но почему-то не уходил от ближнего боя с противником. Хотя стоило ему быстрее двигаться — несколько шагов вправо или назад, — и он был бы вне досягаемости.

В один из моментов, мгновенно вывернувшись всем корпусом вправо на носке правой ноги, он послал апперкот в челюсть Круглова. И хотя удар пришелся по цели не совсем точно, он отбросил Круглова назад. По напряженно молчавшему залу пронесся гул. Круглов снова закружил вокруг, как над желанной добычей, выбирая момент и покачиваясь всем корпусом. Но удар в челюсть немного поостудил его пыл. «Где-то здесь Женя… Что она сейчас?»

Круглов снова ринулся в атаку. И снова несколько его ударов достигли цели. Подавить, ошеломить натиском, навязать свой стиль боя, подчинить себе, парализовать волю — такова, очевидно, была его тактическая цель. С какой-то странной отчетливой фатальностью Костя фиксировал про себя каждое движение и каждое намерение Круглова. В них не было большого ума, тонкости, скорее во всем построении, рисунке, принятой им тактике боя была грубая прямолинейность, откровенная, циничная, даже наглая жажда победы. В его наскоках был не азарт спортивной борьбы, а какая-то узколобая кровожадность.

Было просто по-человечески неприятно работать с этим существом, одержимым столь неуемным и мелким первобытным тщеславием людоеда. Любой ценой — победа! Любыми средствами взять верх, раздавить, повергнуть, уничтожить соперника. Нет, это не благородный спорт. Это ненависть, это вандализм, это обнаженные, как проволока, первобытные инстинкты. Это опасно, как игра с хищным зверем.

Круглов снова идет вперед. В твердо сжатых губах змейкой застыла глухая жестокость. Удар! Удар! Одна за другой несколько серий ударов. Костя отвечает одиночными ударами, уходит от атак, не принимает агрессивного стиля, который боксеры зовут «рубкой». Он двигается, двигается, двигается, но бьет редко и не слишком точно, ведет оборонительный бой.