Трудный возраст века

Ну а дальше начались чудеса. Чудесная амнистия со стороны великодушного Батисты после штурма казарм Монкада, чудесное спасение при разгроме десанта с «Гранмы», чудесное превращение горстки бойцов в могучую революционную армию, чудесный новогодний вход в Гавану. И спустя полтора месяца – ненавязчивый перехват власти Фиделем у новосозданного революционного правительства. А еще через два месяца – триумфальный визит… нет, не в Москву. В Нью-Йорк, как и положено рок-звезде.

Звездой он тогда уже был, а коммунистом еще не был. По-видимому, коммунистом его сделали американцы. Просто очень сильно подозревали в нем коммуниста, и он решил, по русской поговорке – «лучше грешным быть, чем грешным слыть». Советский Союз поспешил на помощь, когда США отказались покупать кубинский сахар, а уж после операции в заливе Свиней революционному лидеру (к тому времени начисто забывшему, что надо бы провести свободные выборы и передать власть законно избранному президенту) и вовсе деваться было некуда.

Вот как было спрессовано время в 1961 году: 12 апреля – полет Гагарина, 19 апреля – разгром «гусанос» на Плайя-Хирон, 1 мая Кастро объявляет, что Куба будет строить социализм.

В экономическом смысле Кастро сделал неверный выбор, но это потом стало понятно, а тогда – как он мог об этом знать? Ведь он вступал в союз со страной, только что первой покорившей космос. Со страной, показывавшей внушительные темпы роста. Соревнование двух систем тогда вовсе не казалось проигранным.

Экономически дружба с Кубой сразу же стала для СССР довольно накладным проектом, и знаменитую песню, которую пел Кобзон с приклеенной бородой, народ не случайно тут же переделал в «Куба, отдай наш хлеб, Куба, возьми свой сахар».

А вот в пропагандистском смысле Фидель со своим революционным проектом был для советских коммунистов настоящей находкой.

«Коммунизм – это молодость мира, и его возводить молодым», – провозгласил классик революционной агитки. В том же 1961 году КПСС пошла на грандиозный блеф, объявив о построении коммунизма к 1980 году, а между тем советское руководство шаг за шагом приближалось к геронтократии. Хрущев нагнетал революционную риторику в неотроцкистском духе, тогда как страна хотела покоя и все больше затягивалась мещанско-бюрократической тиной.

И вот – нашелся тот, кто эту «молодость мира» будет олицетворять. Молодой, красивый, талантливый и даже, в отличие от Байрона, не хромой. Можно сказать, «и юный Фидель впереди». Революция продолжается, но где-то там, на далеких островах и в горах со странными именами. Это вполне устраивало и бодрые ансамбли комсомольской песни, и заплывавших жиром советских чиновников.

Правда, за эту красочную вывеску надо было платить, платить и платить – многие миллиарды долларов. В итоге было не очень понятно, так ли уж сильно паразитизм Батисты на американских инвестициях был хуже паразитизма Фиделя на советских субсидиях.

Но Фидель значит «верный», и даже если он сделался коммунистом не без внешнеполитического расчета, его верность коммунистическим идеям после предательства главного спонсора впечатляет.

И кстати, тот выбор начала девяностых, по сути выбор в пользу независимости Кубы, против ее сдачи на милость Америки, был правильным. В то время мы всей Россией сходили на экскурсию в «мир Батисты» и сейчас с трудом оттуда выбираемся. А Фидель стоял как скала – и Россия, изрядно и разорительно поплутав, приходит к тому же. Пусть мы больше не хотим социализма, но мы хотим независимости.

Может быть, отчасти и ради этого урока Фиделю была дана такая долгая жизнь. Все-таки рок-звезды должны умирать молодыми. Он мог уйти вместе с Че в 1967 году. Он мог уйти вместе с Гагариным год спустя. Но у него, видимо, оставалась еще одна миссия, которую надо было исполнить. Будем надеяться, что он присоединился к заждавшимся его милым призракам с чувством выполненного долга.

АПН, 27.11.2016

Брежнев, опыт стабильности

«Не Брежнева тело, а юность мою вы мокрой землей закидали». Когда Всеволод Емелин написал эти строки, большинство жителей страны так или иначе соотносило свою жизнь с эпохой Брежнева. Одни состарились вместе с ней, другие были ею вынянчены.

Сто десять лет со дня рождения «дорогого Леонида Ильича» мы отмечаем (более чем скромно) в другой стране, с другим населением. Сегодняшний «средний русский» родился приблизительно в год смерти Брежнева; первая чеченская, МММ и дефолт, а не Олимпиада, не «Союз» – «Аполлон» и не колбаса по 2,20 – вот опорные точки его отроческого общественного опыта.

В «кипящем слое» публичной дискуссии, в блогах, в СМИ тон давно уже задают «дети Ельцина». «Родом из Брежнева» сегодня люди за пятьдесят. Но именно они пока еще составляют большинство в нашем политическом классе. И Дмитрий Анатольевич Медведев, и Сергей Владиленович Кириенко и, тем более, Владимир Владимирович Путин – «дети Брежнева». Соответственно, политическая культура брежневской эпохи до сих пор служит для них точкой отсчета.