Трудный возраст века

Теперь, после ожесточенной травли Натальи Поклонской, которая развернулась на исходе первой недели поста, это поверье уже практически не нуждается в доказательствах. В самом деле, не могут же здоровые люди впадать в такую ярость из-за какой-то мелочи? Не иначе, бесы лаяли их устами.

Люди у нас верят в разное. Одни верят, что год Петуха нельзя встречать с цыпленком табака на столе – причем верят деятельно и в самом деле готовят на праздник свинину или рыбу, а о существовании кур, уток или индеек как будто бы забывают. Другие изводят родных, переставляя мебель по фэншую. Третьи ездят к тибетским гуру за смыслом жизни, хотя, казалось бы, вон сколько этого смысла вокруг нас – только успевай хватать и оттаскивать.

А вот Поклонская поверила в мироточение скульптурного бюста. И что с того? У вас в кошельке стало меньше денег? У вас отобрали какие-то свободы, возможности? Вас лично это вообще как-то затрагивает?

Но речь даже не о конкретном казусе Поклонской; он и без того уже разобран по косточкам, да и не в первый раз эта смелая женщина попадает под перекрестный огонь общественного внимания. Речь о ерунде, легко завладевающей умами и вырастающей до размеров Монблана. О жестяном чайнике, украденном старушкой, который, вопреки всем ораторским усилиям Ф. Н. Плевако, грозит затмить в нашей истории и печенегов с половцами, и нашествие двунадесяти языков.

Видимо, в этом проявляется специфика распространения информации в социальных сетях, которые стали у нас по сути единственным местом для общественной дискуссии.

Мы до конца еще не осознаем тот разрыв культуры, разрыв традиции, который совершается на наших глазах. «И вот, завеса в Храме разодралась надвое, сверху донизу».

Что-то подобное происходило после падения Рима. Как мы знаем, римляне Темных Веков превратили Колизей в каменоломню, источник материала для своих неказистых поначалу домов и храмов. При этом способ использования конкретного камня никак не зависел от его места и функции в изначальном сооружении.

То же касается привычной для нас культуры. Новые поколения уже наведываются в ее колизеи с ломами и кирками, но что именно будет востребовано и в каком качестве, предсказать невозможно. Предстоит тотальное переосмысление цивилизационного багажа.

И вместе с тем люди не меняются так быстро, как модели смартфонов. Родовое прошлое иной раз просвечивает в людях на вековую глубину; присматриваешься и видишь: вот эта светская львица доила бы коров, а вот этот модный дизайнер был бы неплохим конюхом…

Глядя на социальную сеть, я вижу интеллигентскую кухню, которую я немного застал. Та же комедия масок, те же роли, переосмысленные временем и технологией.

Есть «генератор контента». На кухне это был добытчик самиздата и тамиздата, выдающий строго на ночь «Один день Ивана Денисовича» или прошлогодний журнал «Посев». В Сети это «топовый блогер», вбрасывающий темы и задающий тон дискуссии.

Есть «юморист». На кухне он неутомимо травил анекдоты, с горем пополам имитируя прононс Брежнева или выдавая «еврейский акцент», с которым сроду не говорил ни один еврей. В Сети этот персонаж охотно каламбурит, мастерит «фотожабы» и «демотиваторы».

Есть «очень интеллигентная женщина». На кухне она рассказывала душераздирающие «жизненные» истории о том, какое у нас бесчеловечное государство и некультурное население, а также истории елейные о том, как все замечательно «у них». В Сети она в принципе делает то же самое.

Есть просто пешки, которые на кухне сидели и поддакивали, а в Сети занимаются перепостами.

Наконец, были на интеллигентской кухне и два виртуальных персонажа. Это, во-первых, «стукач», в котором при желании можно видеть любого из присутствующих (в особенности тех, кто подозрительно мало пьет), а во-вторых, «товарищ майор», который по определению внимательно прослушивал всю произносимую болтовню через телефонную розетку и к которому периодически ритуально обращались по случаю произнесения особо смелых хохм. Место «товарища майора» ныне занимает сам Цукерберг, а присутствие стукачей в Сети, кажется, гораздо реальнее.

Разница в масштабе. Теперь эта кухня, со всей своей сектантской мелочностью, со своей истероидностью бессилия, спроецирована на все гражданское общество, то есть на всю совокупность людей, которые хотели бы сказать что-то выходящее за рамки их бытовых рефлексов. В результате сама эта структура работает как фильтр, который отсеивает все сложное и трудно формализуемое и легко пропускает то, что можно конвертировать в привычную линейку информационных полупродуктов.

Например, писатель Сергей Шаргунов, ныне депутат Госдумы, пишет о поездке в Алтайский край: «Бедность, беспредел, поборы, разрушение жилищ, изъятие детей. Закрытие школ, библиотек, больниц, родильных отделений, ДК в Бийске».