Трудный выбор (ЛП)

— Миледи, — позвал я ее.

Уже в дверях, она остановилась. В слабом свете факела она была до боли красива. На самом деле, в ней было гораздо больше, чем я мог себе представить — ум, доброта, заботливость. Ее ярко-голубые глаза смотрели на меня с ожиданием. Я с трудом сглотнул, но не смог сказать, что люблю ее больше жизни, что не хочу, чтобы она уходила в монастырь. Что толку говорить ей это, когда я заперт в темнице, а до ее восемнадцатилетия осталось всего пять дней, всего пять дней, чтобы влюбиться в меня, всего пять дней, чтобы выйти замуж.

— Миледи, — послышался более настойчивый голос старого стражника.

Она подняла бровь, явно ожидая, что я заговорю.

— Берегите себя, — вот все, что мне удалось выговорить.

Она кивнула и вышла. В одно мгновение дверь темницы со скрипом закрылась, скрыв собой свет и… надежду. Я испустил разочарованный стон, эхом разнесшийся по каменным стенам камеры. Устало прислонился головой к решетке, позволяя тьме окутать себя.

Скорее всего, именно этого и хотел аббат. Не в силах помешать плану герцога и удержать Розмари вдали от трех женихов, от меня, аббат решил, что лучшим выходом будет запереть меня, чтобы я не завоевал ее сердце. А

до дня рождения оставалось так мало времени, что, теперь похоже — план сработает. Я мог только молиться, чтобы герцог принес доказательства, которые освободили бы меня, пока не стало слишком поздно.

Глава 20

— Мне это совсем не нравится, миледи. — Голос Труди эхом разнесся по пустынному парадному залу. Она разгладила складки на моем платье и повесила его на спинку стула.

— Все будет хорошо, — сказала я в сотый раз с тех пор, как разбудила

Труди и вытащила ее из постели. — Все остальные спят. Никто не должен знать, кроме тебя, Бартоломью и ночного тюремщика.

— Я говорю, что мы должны быть в постели.

— Но я не могу спать.

После моего визита в подземелье прошлой ночью, меня теперь мучили не только кошмары, но и мысли о Деррике в темной, холодной камере в полном одиночестве. Мое сердце болело всякий раз, как я мысленно возвращалась туда.

Седеющие волосы Труди выбивались из-под простой вуали, которую она поспешно набросила на голову. Ее щеки и шея были в красных пятнах –

признак недовольства мной:

— Это слишком опасно. Что, если он попытается причинить вам вред?

— Он никогда не причинит мне вред. — Тепло окутало меня при воспоминании о словах, которые он прошептал, когда я пришла к нему, что он никогда не позволит причинить мне вред, что он отдаст свою жизнь за меня.

— Кроме того, мы будем не одни, — продолжала я, кивнув на стул, стоявший на почтительном расстоянии от камина. — Ты будешь наблюдать за нами. И Бартоломью тоже.

Боковая дверь, ведущая на кухню, приоткрылась, и мое сердце рванулось с удвоенной скоростью:

— Вот он, — прошептала я, накручивая на палец длинный локон, прежде чем выпрямиться в кресле и сделать все возможное, чтобы выглядеть величественно и красиво.

— Ради любви к земле, рекам и небу, — пробормотала Труди себе под нос. Но, к счастью, моя верная няня сделала несколько шагов назад от меня, сидящей за столом перед камином.

Из-за двери выглянуло морщинистое лицо Бартоломью. Он проверил оба пути, прежде чем войти в главный зал. Затем потянул за цепи, которые держал, и Деррик со связанными запястьями тяжелыми звеньями, спотыкаясь, вышел в коридор следом за ним.

Я тихо ахнула:

— Не надо было его связывать.

— Тюремщик не позволил бы мне поступить иначе.

Услышав мой голос и увидев меня, Деррик выпрямился. В темноте комнаты его взгляд нашел меня и жадно впился. У меня, как обычно, перехватило дыхание. Шаркая ногами, мой старый охранник подвел его ближе.

— Я должен был бы сказать, что сожалею, что вынужден предстать перед вами в таком виде, миледи, — сказал Деррик, останавливаясь в нескольких футах от нее. — Но это было бы ложью, потому что, по правде говоря, я просто рад вас видеть.

Я окинула взглядом его помятую одежду, грязное лицо, многодневную щетину на подбородке и щеках. Он был так же красив, как и всегда.

— Я думал, что сойду с ума, если мне придется провести еще один день, не видя вас, — сказал он тихим голосом, который творил что-то невообразимое со мной.

Прежде чем я успела придумать ответ, Пэп поднялся со своего места рядом с моим стулом и подскочил к Деррику. Хвост собаки мотались взад и вперед в восторге, он лизал, связанные впереди руки Деррика.

— И мы все также рады видеть вас, — сказала я с улыбкой.

Деррик неловко почесал собаку.

— Вы не можете снять оковы? — Умоляла я Бартоломью, который стоял рядом с Дерриком.

Бартоломью заколебался, и Труди, сидевшая в углу, громко закудахтала.

— Пожалуйста! — Я одарила своего охранника, как я надеялась, самой обаятельной улыбкой. — Как он сможет играть со мной в шахматы, если руки будут связаны?

Тут Деррик заметил стол рядом со мной с разложенной шахматной доской. Его глаза загорелись, а в уголках губ заиграла улыбка.

— Я не хочу, чтобы у вас были неприятности, миледи, — сказал мой охранник, его добрые глаза умоляли меня прислушаться к голосу разума.

— Как бы мне ни хотелось провести с вами время, миледи, — сказал