Так что я решилась воспользоваться рекомендательным письмом того самого отставного сослуживца Михаила Шторма, Ипполита Иваныча, который настоятельно просил меня навестить в Москве его троюродную тетушку, а может, и знакомую, пожилую графиню Наталью Салтыкову — младшую ветвь знаменитой фамилии, к которой по праву рождения относилась и я. Дескать, тетушка — дама не только широких взглядов и ласкового характера, но еще и по-московски хлебосольна. И вроде бы знавала в свое время моего покойного мужа, даже привечала наравне с родным племянником. А кроме того, очень любит детей, коих у самой к преклонным годам так и не случилось.
Вспомнив же, что я урожденная Салтыкова, Ипполит Иваныч окончательно уверился в благорасположении ко мне московской тетушки и рекомендовал обратиться к ней в первую очередь. Не просто рекомендовал, даже написал соответствующее письмо.
Надолго останавливаться у кого-то в гостях я не хотела, при том, что здесь это запросто. Можно заехать к богатому родственнику или хорошему знакомому, и если не прогонит — хоть несколько лет гостить на всем готовом. Правда, придется развлекать хозяина по мере сил, а также стараться не портить с ним и его домочадцами отношения. За два-три дня уж точно не испортишь.
Но поскольку графиня Салтыкова, во-первых, вряд ли будет в сговоре с Михаилом Соколовым, а во-вторых, не побежит давать по городу объявления, дескать, приехала к ней необычная гостья, провинциальная вдовушка, я решила на пару дней воспользоваться ее гостеприимством. Мне же непременно требовалось место хотя бы для того, чтобы переодеться в поход до никитинской конторы.
Благодаря своим коммерческим приключениям я поняла смысл фразы «рассчитали без хозяина». А в этот вечер поступила именно так, с той разницей, что рассчитала без хозяйки: представила немного утомительное чаепитие, необходимые гигиенические процедуры — умывальник, еще лучше — баньку. И сон в уютной постели. Как будто ехала в забронированный номер, а не незваной гостьей к незнакомому человеку.
Дом нашли не без труда. Я быстро поняла, что по сравнению с Москвой Нижний Новгород — уездный городок. Сейчас же вокруг меня был мегаполис, да еще в момент восстановительной перепланировки, где каждый второй не знает, куда нам ехать, а каждый третий не хочет общаться.
Добрые люди все же встречались, и в сумерках мы прибыли по нужному адресу. Как я и предполагала, это был не дом, а небольшая усадьба, с оградой и крепкими воротами. А вот что касается остальных предположений и ожиданий…
Стучать пришлось долго. Потом из калитки высунулась бородатая физиономия.
— Кто тут пожаловал?
Я представилась, передала рекомендательное письмо, заодно спросила: с кем говорю? Дворник Василий стал чуть вежливей, но велел подождать и удалился.
Похоже, ждать я отвыкла — уж очень долго тянулось время, прерываемое вопросами Лизоньки: «Маменька, чего мы ждем?» Хорошо хоть, Зефирка погуляла.
Потом медленно отворились ворота, дворник велел Еремею заезжать. Я, как и прежде, стала его просить получше устроить моих людей, протянула полтину.
— С собаками в дом нельзя, барыня, — сказал дворник, увидев Зефирку. — Никак не можно, — уточнил он, когда я попыталась коррумпировать его остатками мелочи.
— Не хочу Зефирочку во дворе оставлять, — насупилась Лизонька, — не хочу-у-у! Сама оста-а-анусь!
— Ну, дело барское, — неуверенно произнес дворник, явно проинструктированный не пускать собак в дом, но не знавший, имеет ли право доводить барских детей до слез.
— Чего ты плачешь, миленькая? У твоей собачки шубка есть, — донесся голос с крыльца.
— У меня тоже шубка есть, — ответила Лизонька пожилой даме в жилете и капоре, — я тоже во дворе могу-у-у!
— Ну, пойдем, если только твоя собачка моих подружек не обидит, — сказала дама. — И вам добро пожаловать, Эмма Михайловна Штром.
Я улыбнулась, сделав вид, что не заметила ошибку, гадая, нарочитая она или случайная.
Легче всего оказалось с подружками, населявшими дом. Зефирка и в усадьбе кошек не гоняла, и вряд ли удивилась, когда увидела одновременно восемь штук, а судя по различным признакам, кошачье стадо было гораздо больше. Одни позволяли Зефирке себя обнюхать, другие шипели — собака их обходила, третьи молча улепетывали. Хозяйка поглядывала ревниво, но не придиралась.
А вот мое общение с Натальей Григорьевной, увы, шло по модели «кошка-собака», с осторожным обнюхиванием и еле слышным шипением. Во-первых, особым хлебосольством не пахло — как и в первый день я хлебала щи, правда наваристые, из фарфоровой тарелки. Во-вторых, застольная беседа оказалась под стать угощению.
Я с самого начала пыталась вывести разговор на привычные и понятные темы — например, урожай этого года, цены на овес, рожь и солонину — универсальный набор помещичьего общения. Но выяснила, что за провизией ходит кухарка и цены Наталью Григорьевну не интересуют. Подаренную коробку зефира хозяйка отложила. Не удалось перевести беседу и на прочие мои достижения. Наоборот, Наталья Григорьевна заметила:
— Что ж ты, милая, меня все спрашиваешь, будто стряпчий? Сама отвечай-ка!