Наверное, мне предстояло волноваться, как скромной провинциальной дворянке. За прошедший год доводилось общаться с уездными помещиками и чиновниками не самого высокого полета. Наиболее статусным администратором был нижегородский вице-губернатор, ныне с разбитым носом дожидавшийся, чем закончится наш совместный визит к лицу не просто знатному, но историческому — генерал-губернатору Москвы Александру Тормасову. Уже скоро я увижу человека, удостоенного портрета кисти Доу в галерее 1812 года в Зимнем дворце. Когда бывала в Эрмитаже, видела, конечно, только особого внимания не обращала.
Пригласил нас дежурный офицер, прибывший к особняку графа Безсонова во главе небольшого конного отряда. Миша шепнул, что заранее сообщил в канцелярии губернатора о беспорядках в особняке, и драгуны удачно прибыли в самый разгар.
О том же, как супруг освободился, могла бы и не расспрашивать, но Миша все равно кратко рассказал.
Мы провернули простенькую комбинацию: Еремей, зная адрес гостиницы «Орел», помчался к графине Салтыковой, привез Демьяна, а тот за гривенник договорился с гостиничным служителем, что отнесет чай в номер постояльца. Супротив двери сидел слуга котика, с газетой, накрывавшей пистолет. Он сказал, что сам отнесет чай, дал Демьяну рубль, велел убираться — «а то свинцом одарю». На глазах Демьяна что-то всыпал в чай, отворил дверь, вошел. Демьян дрожал от страха, но все же шагнул следом, предупредив Мишу. Ковер в номере был испорчен, пистолет — выбит, а негодяй — связан с помощью Демьяна. Когда прибежали слуги и хозяин, Миша показал бумагу, велел сохранить остатки чая: «Это улика, что на каторгу ведет».
— Демьян тебе вернул «злодейский рубль», — со смехом прошептал Миша. — Сказал, что «барыня сама меня от разбойников выручила, теперь я был рад за нее страстей натерпеться».
Я улыбнулась и сама себя похвалила, что не бросила тогда простодушного, но верного парня.
Что же касается событий у особняка Безсонова, Миша сказал офицеру, что господин с разбитым носом подозревается в убиении лиц, состоявших на военной и гражданской службе, а также частных. Кроме того — в попытке завладеть чужим имуществом через брачную аферу. Поэтому он рекомендует офицеру «ограничить свободу передвижения данной персоны». Ошарашенный котик не возражал, а лишь держал у носа комок снега. Офицер посадил особого чиновника и двух связанных слуг в отдельный экипаж, и мы поехали на Тверскую. В наших санях был еще один пассажир, со связанными руками и мешком на голове. Миша сказал, что это «решающий сюрприз».
Когда мы вышли, я удивилась, правда умеренно. Знакомый красный дом Моссовета был желтоватый и значительно ниже привычного. Конечно же, площадь без Юрия Долгорукого. И все равно это место в Москве выглядело самым знакомым из всех.
Я даже не успела понять, в каком мы статусе — визитеров или задержанных, как адъютант пригласил нас в кабинет. Всех, кроме слуг. Похоже, его сиятельству не терпелось разобраться с любопытным происшествием.
— Дамы и господа, — сказал он, — прошу представиться и садиться, так как разговор будет долгим.
За время путешествия и недолгого ожидания дядя-котик не только остановил кровь, но и восстановил душевное спокойствие.
— Чиновник пятого класса, вице-губернатор Нижегородской губернии Михаил Федорович Соколов, — отрекомендовался он засушенным тоном. — Также здесь присутствует моя законная супруга Эмма Марковна Соколова.
Я закусила губу, чтобы не возопить в ответ.
— Бывший земской пристав, служащий Министерства полиции Михаил Федорович Орлов, — весомо сказал Миша и тотчас добавил: — Представьтесь и вы, Эмма Марковна.
— Вдова капитана гвардии Михаила Шторма, Эмма Марковна Шторм, — сказала я, надеясь, что спокойно. — Готова заявить под присягой, что после утраты мужа не вступала в новый брак. Если этот господин готов повторить свое… странное утверждение, то пусть укажет, в какой день и час произошло это не имевшее место бракосочетание, после чего я в кратчайший срок представлю свидетелей, способных подтвердить мое присутствие в другом месте.
— Заблаговременное алиби всегда производит двойственное впечатление, — бросил дядя-котик.
Я взглянула на генерал-губернатора. На лице Александра Петровича отразилась тень недовольства. Я поняла: ему хотелось поскорее разобраться в запутанной истории. Если же понадобятся свидетели, то «кратчайший срок» — явно не сегодняшний вечер.
— Готова подтвердить под присягой, готова дать любую клятву, что присутствующий здесь господин не является моим мужем, — сказала я, чувствуя, что слегка повторяюсь.
— Ваше сиятельство, — тотчас ответил дядя-котик, — если позволите, я достаточно кратко охарактеризую эту особу, чтобы вы сами пришли к выводу, стоит ли доверять ее словам, как под присягой, так и без.
«Не верьте этому лгуну!» — хотела сказать я, но сдержалась. Еще бы и заорала: «Запомните, я не истеричка и не психопатка!»
Спокойнее, Эммочка, готовься держать удар.
Между тем его сиятельство изволил кивнуть, и дядя-котик начал рассказывать, жонглируя фактами и вымыслом с изяществом опытного адвоката.