Я хочу несколько остановиться на этом вопросе, потому что, как вы знаете, все наши богослужения состоят из молитв, которые были собраны в течение веков, составили одно целое, гармоническое, осмысленное и глубокое целое. И с другой стороны, молимся ли мы утром, вечером или в течение дня, мы употребляем слова молитв святых. Имеет ли это смысл? Конечно, имеет, но тут надо подойти к вопросу с рассуждением.
Молитвы святых, каждого святого в отдельности, выражают их личный опыт о Боге, личный опыт о себе самих и о своих нуждах и личный опыт о мире, в котором они живут, в этих молитвах они стараются выразить свою веру. Но святые – не одиночки, святые составляют живую, неотъемлемую часть Православной Церкви. И их молитвы, как бы они ни были личны, как бы они ни выражали их собственный опыт в данную минуту или в течение целой жизни, укоренены в опыте и молитве всей Церкви. Каждый святой выражает опыт Церкви в той мере, в какой он этому опыту приобщен, но не только. Речь идет не о том, насколько данный человек углублен в жизнь и опыт Церкви, а о том, что каждый человек – единственный и неповторимый, и Бога каждый человек знает неповторимым образом, и выражает он свой опыт о Боге тоже единственным образом.
Это нам не всегда ясно, потому что мы читаем на славянском языке, который для очень многих из нас уже не свой, не естественный язык, молитвы, составленные в течение веков очень большим количеством святых, говоривших на самых разных языках: на арамейском, на древнееврейском, если речь идет о псалмах, например, на греческом языке разных периодов и на всех языках, которым святые принадлежали. И тут есть некоторое затруднение в том, что слова, которые на собственном языке звучат естественно, в переводе могут в значительной мере потерять остроту, вкус. Этим объясняется то, что некоторые молитвы (особенно для людей, мало знающих славянский язык) не имеют того живительного действия, которого мы от них ожидаем. И приходится задумываться над тем, как мы к этим молитвам – частным (утреннее, вечернее правило) и общим, богослужебным, – относимся. Все эти молитвы в какой-то момент вырвались из человеческой души, как кровь льет из раны. Если вы с вниманием прочтете Псалтирь, вы увидите, что есть псалмы, которые звучат как крик, вопль отчаяния, или как крик недоумения, или как зов, полный надежды, или, наоборот, как момент отчаяния и растерянности, и мы не можем эти псалмы, эти молитвы читать просто подряд, будто они относятся к одному и тому же. Они были написаны, вернее вырвались из душ человеческих, при очень разных обстоятельствах. Поэтому нам лучше было бы прочитать эти молитвы про себя, не в момент, когда мы молимся, а в момент, когда хотим узнать, о чем говорят эти молитвы, что за человек их написал. Есть святые, которые писали о Боге с такой радостью! В одном из псалмов есть восклицание: Господи!
Есть другие молитвы, которые говорят о вере. Я не знаю, читали ли вы пророка Иеремию. У него есть целый ряд молитв, которые наполнены такой теплотой, такой интимностью (напр., Иер 20:7-18; 32:17-25). Он не говорит с Богом как с Существом далеким, а как с самым близким, дорогим, с кем можно поделиться всем, что есть на душе.
Но мы не можем, когда молимся, взять молитвы, написанные целым рядом святых, притом читая их в переводе, от которого часто если не меняется, то тускнеет их смысл, и произносить их совершенно естественно, как крик собственной души. С другой стороны, когда мы участвуем в богослужении, мы находимся перед лицом молитв, которые вся Вселенская Православная Церковь признала как собственный голос или в которых выражается голос Божий, прозвучавший в душах целых поколений людей. И вот когда мы молимся, будь то в частной или общественной молитве, словами святых, мы можем – приведу сравнение – к ним подходить так же, как к стихам великих русских или иностранных поэтов. То, что они пишут, глубже, просторнее, трагичнее или светлее того, что мы сумели бы сами сказать, потому что мы не способны в себе найти это и выразить.